– Вам же доложили, миледи.
– Так. Скажи, Суфир, тебе не кажется, что их пьянство – это симптом?
– Миледи изволит говорить загадками.
– Ты же ментат, так пользуйся своими способностями! – резко сказала она. – Ты не понимаешь, что случилось с Дунканом и прочими? Так я объясню тебе это в четырех словах! У них нет дома.
Хават ткнул пальцем в пол:
– Их дом – Арракис.
– Арракис для них – это Неведомое и Незнакомое. Их домом был Каладан, но мы вырвали их оттуда. Теперь у них нет дома. И они боятся, что их герцог потерпит поражение. Подведет их.
Он закаменел.
– Любого из наших людей за такие слова…
– Перестань, Хават. Когда врач ставит диагноз опасной болезни – разве это пораженчество или измена? Все, чего я хочу, – это вылечить болезнь.
– Такого рода дела входят в мои обязанности.
– Но, надо полагать, ты понимаешь, что и мне небезразлично течение этой болезни. И я надеюсь, ты не откажешь мне в том, что я тоже кое-что могу в этой области.
«Может, встряхнуть его хорошенько? – подумала она. – Он явно нуждается во встряске, которая вырвала бы его из шаблонных представлений».
– Ваш интерес к этим делам можно объяснить по-разному, – пожал плечами Хават.
– Так ты уже приговорил меня?
– Конечно, нет, миледи. Но в данной ситуации я не имею права рисковать. Упускать нельзя ничего.
– Прошлой ночью – прямо здесь, в доме! – ты проглядел покушение на моего сына, – указала она. – Чье это упущение?
Он помрачнел.
– Я подал герцогу прошение об отставке, но он его отклонил.
– А почему ты не подал его мне? Или Паулю?
Теперь он был разозлен по-настоящему. Это ясно читалось в участившемся дыхании, раздувшихся ноздрях, тяжелом взгляде. На виске билась жилка.
– Я служу герцогу, – отрезал Хават.
– Предателя нет, – сказала она. – Угроза исходит откуда-то еще. Возможно, она связана с лучеметами. Например, замаскированные лучеметы с часовым механизмом, нацеленным на домашние силовые поля. Возможно, они…
– Да, но как после взрыва доказать, что тут не применялось ядерное оружие? – возразил он. – Нет, миледи, на такое нарушение законов они не пойдут. Радиация – это свидетельство, которое практически невозможно скрыть. Нет. Они соблюдут почти все правила. Так что мы наверняка имеем дело с предателем.
– Ты служишь герцогу, – усмехнулась она. – И, пытаясь спасти его, ты его уничтожишь. Ты этого хочешь?
Он глубоко вздохнул. Помедлил.
– Если вы невиновны, я приношу глубочайшие извинения.
– Рассуди сам, Суфир, – сказала она. – Люди лучше всего чувствуют себя тогда, когда у каждого есть свое место и каждый знает о своем положении в мире, в событиях, происходящих вокруг него. Уничтожь место человека в мире, и ты уничтожишь самого человека. Ты и я – вот два человека в окружении герцога, обладающие, почти идеальной возможностью уничтожить место другого. Разве не могла я ночью нашептать герцогу про тебя что-то, что вызвало бы его подозрение к тебе? Когда он легче всего поддался бы таким наговорам, Суфир? Надо ли мне объяснять это подробнее?..
– Вы угрожаете мне? – почти прорычал он.
– Ну разумеется, нет! Я лишь хочу показать тебе, как кто-то атакует нас через самое устройство нашей жизни, воздействуя на ее обстоятельства. Это умно – дьявольски умно! И отразить такое нападение мы можем лишь одним-единственным способом: мы должны так изменить нашу жизнь, чтобы не осталось ни малейшей щели для их стрел.
– Так вы обвиняете меня в нашептывании беспочвенных подозрений?
– Да. Беспочвенных.
– И вы бы противодействовали им собственными нашептываниями?
– Нашептывания, тайны и прочее – это твоя сфера, Хават. Не моя.
– Значит, вы сомневаетесь в моих способностях?
Она вздохнула.
– Суфир, я хочу, чтобы Ты сам оценил, насколько и как ты эмоционально вовлечен во все это. Естественный человек – это животное, лишенное логики. Поэтому твое восприятие всех событий и человеческих отношений с точки зрения логики – неестественно. Но тут ничего не поделаешь: ты обречен проецировать логику на них, поскольку это оказывается полезным в большинстве случаев. Сам ты суть воплощение логики – ментат. Но твои подходы к проблемам и попытки их решения – это в самом буквальном смысле внешние проекции твоего сознания. Их надо изучать всесторонне.
– Вы учите меня моей работе? – спросил он, даже не пытаясь скрыть возмущение… и нотки презрения.