– Пожалуйста, прекрати! Не надо! – кричит она.
Воспоминания и фантазии слились воедино с реальностью, и вот она уже сама лежит на разделочном столе в крови умерших до нее женщин, и ее свежуют также, как и всех их до нее.
«Ты снова был с ним? Ты любишь его больше меня. А ведь это я тебя рожала! Я прошла через адские муки, потеряла столько крови, чтобы ты стал неблагодарным ублюдком! Отойди от меня! Господи, как же ты мне противен сейчас …»
Она ревела перед матерью, моющей тарелки после ужина, который она – неблагодарный выродок – съела под ее обвинения, утоляя голод после целого дня, проведенного на кроличьей ферме. Чувство вины перед матерью заставляло брезговать собственным отцом, занимать ее сторону в этом вечном противостоянии между супругами, бросаться на ее защиту, когда отец поднимал на нее руку после ворчливых обвинений в слабости и ущербности. Отец ненавидел сына за предательство и лупил его не меньше, чем мать. А потом буря утихала. И Стефания снова шла на кроличью ферму, чтобы заслужить похвалу от отца, которой так не хватало…
Замкнутый круг манипулирования и насилия. Насилия физического. Насилия психологического. И в эпицентре этого круга взращивалась патология, до которой никому не было дела, пока ущерб от нее не стал катастрофическим. Размером в тринадцать убитых женщин. Тринадцать убитых горем семей.
– О, ну не плачь, – его голос раздавался где-то в параллельном мире.
Или реальном?
Потому что это не может быть реальностью! Такого с тобой просто не может происходить! – твердил мозг, пытаясь спасти своего носителя от смертельного шока.
Но вот все прекратилось. Боль утихала, оставляя после себя ноющее эхо где-то в районе живота. Стефания делала рваные вдохи рефлекторно, они помогали унять боль.
Исчез и огромный мужчина, чье безразличие так изуродовало маленького мальчика. Исчезла женщина, чей неврастенический эгоизм взрастил в маленьком мальчике уверенность в том, что он нелюбим, одинок и что он в неоплатном долгу перед ней.
– Ты так себе бойфренд, гавнюк! – выплюнула Стефания.
Звучание собственного охрипшего от криков голоса вернуло в реальность. Снова подвал. Снова нож. Снова гавнюк. Прости, мозг. Твой обман не работает. Пока что. Наверное через несколько дней, а может, и месяцев подобной пытки, ты научишься впадать в бредовое состояние и отключаться при виде ножа. Говорят, мозг водителя выключается за долю секунды до столкновения автомобиля с деревом, чтобы спасти человека от шока. Умный механизм. Своеобразный предохранитель, продлевающий жизнь. А в этом подвале еще и продлевающий страдания.
– Ты ведь знаешь, что ты больной на голову! Вижу в тебе это осознание! – говорила Стефания, все больше приходя в себя после пытки.
– Ты очень милая, – рассмеялся Алекс.
– Да пошел ты…
И это было самым обидным во всей этой ситуации: Алекс понимал, что он делал; он осознавал, что совершал преступление, что причинял боль, что убивал, черт возьми. Но слабая сила воли не позволяла ему обратиться за помощью. Таков был его осознанный выбор.
Алекс ушел куда-то в угол, а потом сзади снова заскрипели цепи. Он что-то тащил. А потом когда Стефания увидела это, она перестала дышать. Подражая заправскому мяснику в забойном цехе, Алекс тянул за собой окровавленную тушу, подвязанную к перекладине на потолке за такие же цепи как и Стефания.
Жуткое зрелище предстало перед глазами: гавнюк подтащил изуродованное тело прямо к ней. Теперь они висели перед ним вдвоем, как шоу мертвецов. Вот оно – ее скорое будущее.
– Господи… Мария… Мария, – зашептала Стефания.
Алекс нахмурился.
– Откуда ты ее знаешь? – спросил он.
Стефания зарыдала.
Тело Марии было исполосовано так, как будто ножом на ней пытались нарисовать пейзаж или написать письмо дьяволу. Да. Такой жест дьявол бы наверняка оценил.
Мерзкий запах обдал Стефанию до самой глубины желудка, и ее стошнило. Рвота обрызгала Алекса.
– Ну какая же ты неуклюжа! – разозлился он.
Алекс достал тряпку и стал вытираться.
А Стефания продолжала ловить воздух ртом. Его так не хватало! Именно чистого свежего воздуха. Но с каждым вдохом запах разложения еще глубже заползал в ее легкие, в кишечник, доходил до самых пяток, пропитывая каждый сантиметр ее тела. Она наконец поняла, что все это время гнилостный кислый запах исходил от Марии, висящей все это время в темном углу подвала. Она все это время была здесь!
Стефания извивалась в рвотных позывах, но в желудке уже ничего не осталось, и она отрыгивалась впустую, но просто не могла остановиться. К запаху Марии добавился запах собственных рвотных масс, а потом Стефания не выдержала и сходила под себя. Теперь к запахам трупного гниения, рвоты добавилась еще и урина.