А потом она заорала. Так громко и так яростно, противясь насилию, которому ее подвергали. Это ненормально! Нельзя так обращаться с живыми существами!
– Оу, ну ты что-то рановато, – произнес Алекс так обыденно, как будто у него было четкое расписание ее истерик.
Силы очень быстро покинули Стефанию, и ярость уступила место безразличию. На какое-то время.
– Она почти умерла. Я думаю, ей осталось не больше пары дней.
Алекс говорил так спокойно, так хладнокровно, что волей-неволей возникал вопрос: а он вообще способен чувствовать?
– Когда это произойдет, ты станешь моей полноправной женой.
– Зачем ты это делаешь? Что с тобой не так?! – рыдала Стефания. – Ну были у тебя проблемы с родителями! А у кого их нет? Ты же понимаешь, что то, что они делали с тобой, неправильно! Что они еще большие гавнюки, чем ты! Нельзя так обращаться с детьми! Все люди носят в себе детские травмы: у кого-то легкие, у кого-то реальное дерьмо происходило. Но всегда выбор за тобой! Ты решаешь, кем тебе быть, а не сгоревшие садисты!
Алекс уселся в кресло напротив, демонстрируя готовность снова побеседовать.
– Откуда ты знаешь, что они сгорели? – спросил он полушепотом.
– Потому что вижу твое смятение, когда ты получил эту новость. Вижу озадаченность, когда тебя охватили двоякие чувства.
Воспоминания, утекающие через плотную оболочку Алекса, становились все менее заметными по мере утихания его взбудораженности от пытки. В состоянии спокойствия Алекс непробиваем. Когда же он отдается порыву своего садизма, его сильная личность завлекала в целый водоворот эмоций. Там Стефания не только видела его историю, но становилась им.
Она смотрит на телефон перед собой, на который только что ему звонил школьный друг, чтобы сообщить прискорбную новость: пожар охватил старый деревянный дом так быстро, что никого не успели спасти.
Первая эмоция: он счастлив, они получили по заслугам…
Вторая эмоция приходит чуть погодя: он что-то потерял… что-то очень значимое…какую-то часть своей личности.
Долгое время после этого, Стефания не могла определить точно как долго, он жил в необъяснимом терзании, страдал от непонятного психического давления, которое ощущал так явственно, будто над ним действительно кто-то довлел. Он практически потерял сон, плохо ел, перестал справляться с работой на мясокомбинате. А потом встретил ее… самую первую. И вдруг что-то почувствовал. Какое-то прозрение. Когда все случилось как-то само собой, он действовал по наитию, отдавшись этому необъяснимому давлению, и вдруг ставка сработала – он нашел успокоение, нашел ту потерянную часть себя.
Та модель взаимоотношения с отцом и матерью стала для него фундаментальной, единственной правильной. Ему необходимо было ощущать их присутствие в своей жизни, чтобы казаться себе полноценным. Равнодушие отца, презрение матери, вечная гонка за похвалой от обоих – он к этому привык. Ему это нужно. Но все это сталкивалось с внутренним так и неразрешенным страданием от всех этих извращений, и тогда он обнаружил удовлетворение на грани между образами родителей и убийством того, что их символизировало. Раз за разом он проходил через свои детские страдания, раскрываясь перед ненавидящими его женщинами. Раз за разом он убивал своих родителей в этих же женщинах. Он питался грехами родителей, очищая их.
– Много что происходит в жизни человека, что приводит его туда, где он есть, – произнес Алекс после долгого молчания. – Ты настолько необычна, что, думаю, мой рассказ потерпит. А вот что насчет тебя? Почему ты оказалась здесь?
– Пути Господни неисповедимы…
– А было бы здорово, да? Знать наперед, что он тебе уготовил.
Нисколько. Стефания никогда не хотела заглядывать в тот блокнот Бога, где расписана ее жизнь, потому что она любит Бога, доверяет ему, знает, что все, что он уготовил для нее, ей на пользу.
Даже умереть тут в подвале после месяцев пыток. В конце концов, разве не так становились святыми мучениками? В голове зажглось озарение: когда-нибудь Стефания превратится в святую, и ее также будут носить на браслете.
– Скажи, чем ты ему не угодила? – спросил Алекс.
– Что?
– Ну что он запер тебя здесь со мной.
– На то должна быть охренительно грандиозная причина! – выдохнула она.
Алекс усмехнулся.
– И после этого ты все равно преисполнена любовью к нему?
– Ну из него бойфренд совершенно точно получше тебя.
– Фактически твой излюбленный всесильный бог отдал тебя на растерзание. Не на случайную смерть. А на запланированную. Он знал, что в этом подвале тебя ждет долгая и мучительная смерть, и за руку отвел тебя сюда. Не значит ли это, что ты влюблена в монстра?