К сожалению, совокупность таких факторов, как насильственная среда в доме, демонстрация убийства животного, как нормы, равнодушие школы, соседей и даже участковых, привело к тому, что маленький Алекс отвернулся от света.
После смерти родителей триггер включился через год. Именно тогда он оставил работу на мясокомбинате в цеху забоя скота. Он проработал там недолго, хоть ему и нравилась работа. Но чего-то не хватало, какой-то полноценной удовлетворенности по жизни. Смерть родителей навела на мысли, стала неким вдохновителем наконец реализовать свои фантазии. Так, тускнеющие ощущения эйфории от убийства коров засверкали с новой силой после первого убийства человека. Он жил от ступени до ступени на собственной лестнице дьявола, проживая промежутки между ними подработками. Значимыми событиями жизни для него являлись именно переходы на ступени, потому что именно в такие моменты из ничтожества, каким он ощущал себя подсознательно после долгого родительского внушения, он превращался в господина.
Неизвестно, сколько бы еще он вершил насилие, если бы ему не попалась Стефания, которая была представителем не только знатного семейства, но и экзорцистом, да еще экзорцистом, расследующим это дело. Фактически она сама искала его. Именно благодаря свежести следа полицейским удалось поймать его. Он не успел сменить ни машину, ни место пребывания. Он практически сел на крючок. Очень непрофессиональный хлюпкий и вообще непланируемый крючок.
Но пусти Господни неисповедимы. Дядя не уставал это повторять, сидя рядом с выздоравливающей племянницей, которая вновь заставила его гордиться ею, когда сказала, что со всей той болью и несчастьем, через которые она прошла, она благодарна Богу за них, потому что взамен он подарил ей прозрение. Виктор не допытывался, какое. Ему было достаточно видеть привычные желтые волны спокойствия в племяннице.
Алекс тоже был спокоен. Патологически спокоен. Психолог поставил ему диагноз шизоидного расстройства личности, и он избежит колонии строгого режима.
Стефания не судила. Этим заниматься не ей. Как и не людям. Господь сам все расставит на свои места.
#смешныекотики все хуже справлялись с тем, чтобы уводить ее от мрачных мыслей. Это было нехорошо. Экзорцист должен иметь отдушины. В голову приходило только одно – манчкин. Ей позарез нужен манчкин.
Повеяло знакомым пульсирующим теплом. Она подняла голову. Перед ней стоял огромный Корф с подносом в руках. Они провели вместе достаточно времени, чтобы Стефания научилась ощущать характерные для него колебания. Отныне она видела демона, не видя его глазами.
Корф молча поставил поднос на стол и медленно разлил Эрл Грей. Изысканные чашки старинного фарфора, раскрашенные в нежный розовый цветочек, смотрелись очень глупо в его мощных руках. Он мог раскрошить их одним легким нажимом, как сделал это с Алексом, которого завалил на асфальт всего через пять минут погони. Но, похоже, демон учился галантности у пресвитера Джованни, потому что начал держать чашку с оттопыренным мизинцем.
Жалкое зрелище.
Он сидел на скамье рядом с девушкой, оставив между ними полметра для невидимой стены, если Стефания вдруг захочет ее снова возвести.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответила она.
Это был их первый разговор с того дня. И он как-то не особо задавался, потому что в следующие пятнадцать минут они сидели молча и пили чай с имбирными печеньками.
– Спасибо тебе. За все, – произнесла Стефания, уверенная, что первая должна начать этот тяжелый разговор.
– Ну наконец-то. Я уже неделю жду, когда поблагодаришь, – ответил демон.
Стефания хмыкнула.
Ева рассказала, что пока офицеры бежали к Корфу, сидящему на пойманном Алексе, демон воспользовался шансом и сломал тому три ребра. Может, сам хотел, а может, мстил за Стефу. Никто не узнает, ведь свет не может проникнуть во тьму, а значит и мысли демона экзорцистам неведомы.
– Мне стыдно, – произнесла она вдруг.
В который раз Стефания заметила, что рядом с ним просто не может сдержаться и выливает на него кушат секретов. Что это? Демоническая магия?
– Да нормальные трусы на тебе были, – ответил он.
– Я не об этом.
– Добротные такие. Зато гланды в тепле.
– Я не об этом! – резко бросила она.
И тут же пожалела, схватившись за живот. Швы еще не затянулись и при любом движении противно ныли.
– Я не об этом, – повторила она уже тише, когда ноющая боль улеглась. – Я же экзорцист. Я должна была прочесть его.