Дверь приоткрылась, и Эмбан просунул в комнату свою потную ухмыляющуюся физиономию.
— Мы уже готовы, а? — спросил он.
— Давайте уж скорее, — резко проговорил Спархок.
— Наш жених становится нетерпеливым, вижу-вижу! Ах, вернуть бы мне молодость, — задумчиво проговорил он, а потом добавил: — Так вот, скоро хор возвысит свои голоса в традиционном свадебном гимне. Уверен, что кто-нибудь из вас его уже слышал. Когда он подойдет к концу, я открою дверь, и тогда вы можете вести нашего агнца на заклание к алтарю. И, пожалуйста, не дайте ему сбежать и сорвать церемонию… — он гнусно захихикал и снова затворил дверь.
— Вот ведь противный человек, — пробормотал Спархок.
— Ну, не знаю, — пожал плечами Келтэн. — Мне он нравится.
Свадебный гимн был одним из самых старинных церковных песен, весь пронизанный радостью. Невесты обычно с волнением прислушивались к его звучанию, но женихи, со своей стороны, едва внимали ему.
Как только смолкли последние звуки гимна, Эмбан торжественно распахнул дверь, и друзья Спархока окружили его, дабы проводить в неф. Однако неуместным было намекать на схожесть этой процессии с эскортом бейлифов, ведущих осужденного преступника к виселице.
Они проследовали в самое сердце нефа, к алтарю, Архипрелат Долмант, в белом одеянии, отделанном золотом, уже поджидал их.
— Ах, сын мой, — с улыбкой на устах произнес Долмант, — ты прекрасно поступил, что все же отважился присоединиться к нам.
Спархок не позволил себе ответить на это, но про себя с горечью подумал, что все его друзья относятся к его вступлению в брак как к веселой проделке.
Затем, после приличествующей паузы, во время которой все встали в молчании и вытягивая свои шеи пристраивались так, чтобы им хорошо было видно появление невесты, хор разразился очередным гимном, и с обеих сторон просторного нефа показалось ее окружение. Первыми — с двух разных сторон — появились Сефрения и Миртаи. Разница в их росте не сразу была замечена, однако всем бросилось в глаза то, что они обе несомненно были язычницами. На Сефрении было белоснежное стирикское одеяние, а на голову возложен венок. С лицом спокойным и невозмутимым вступала она в неф самого главного собора Священного Города. Наряд Миртаи казался в диковинку для эленийцев. Он был королевского голубого цвета и, казалось, не был прошит ни в одном месте. На обоих плечах его поддерживали драгоценные броши, и длинная золотая цепь перехватывала его под грудью, и, пересекая спину тамульской великанши, вилась вокруг ее талии и бедер, свешиваясь впереди замысловатым узлом почти до самого пола. Ее бронзовые руки были обнажены до плеч, безупречно гладкие, но мускулистые, на запястьях которых красовались не браслеты, а скорее отполированные стальные манжеты, отделанные золотом. На ногах у Миртаи были золотые сандалии, а масса распущенных черных волос доходила до середины бедер. Лоб ее охватывал простой серебреный обруч. Сегодня при Миртаи не было никакого видимого оружия, вероятно, тамульская великанша не желала ранить чувства эленийцев в столь торжественный день.
Доми Кринг с вожделением вздохнул, когда Миртаи вошла и вместе с Сефренией медленно двинулась по проходу к алтарю.
Еще через несколько мгновений из галереи появилась, слегка опираясь на руку старого короля Облера, невеста и остановилась в самом начале прохода, чтобы дать возможность всем разглядеть то, как великолепна она в своем подвенечном наряде. Платье Эланы было сшито из белого атласа и подбито золотой парчой, а рукава его, разрезанные до локтя и почти достававшие пола, были отвернуты вверх золотом, вступавшим в мягкий контраст с белоснежной тканью. Талию королевы обхватывал пояс из золота и украшенный драгоценными каменьями, а с плеч спускалась на пол золотая накидка, добавлявшая веса блестящему атласному шлейфу. На светлых волосах Эланы покоилась корона, не обычная корона Элении, а скорее кружево из золотой проволоки, отделанное мелкими драгоценными камушками и жемчужинами. Корона придерживала фату, которая спереди доставала до корсажа и покоилась на плечах сзади, тонкая и легкая, словно дымка. В руках королева держала единственный белый цветок, и ее бледное юное лицо сияло и искрилось счастьем.
— Как они ухитрились так быстро смастерить платья? — прошептал Берит Кьюрику.
— Думаю, не обошлось без пассов Сефрении.
Долмант сурово взглянул на них, и они тут же умолкли.
Вслед за королевой Элении вошли короли Воргун, Дрегос, Сорос, принц Лэморканда, прибывший вместо отца, и посол Каммории, представлявший это королевство. Королевство Рендор представлено не было, ну а Отта из Земоха никто бы и подавно не позвал.
Процессия начала свое медленное движение по проходу к алтарю, где ожидал Спархок. Платим и Стрейджен замыкали шествие, идя с двух сторон и не спуская глаз с Телэна, который нес на белой бархатной подушечке два рубиновых кольца.
Спархок видел, как его невеста с сияющим лицом приближается к нему. В последние мгновения, пока он еще мог соображать, Спархок наконец понял то, в чем никогда не мог до конца себе признаться. Элана была его бременем, когда ему отдали ее, отдали ему на воспитание много лет назад — и не только бременем, но и унижением. То, что он не почувствовал к ней никакой вражды, было его заслугой, потому что он понял, что Элана, так же как и он, была жертвой каприза своего отца. Первый год знакомства был трудным для них обоих. Девочка, которая так радостно приближалась к нему сейчас, была пуглива и сначала разговаривала только с Ролло, маленькой, немного растрепанной мягкой игрушкой, которая в те дни была ее постоянным и возможно единственным другом. Со временем она все же привыкла к разбитому носу Спархока и к его суровому нраву, и начало их дружбе было положено, когда один высокомерный придворный допустил по отношению к принцессе Элане грубость и получил суровый отпор от ее рыцаря и защитника. Это было первый раз, когда кто-то пролил за нее кровь (нос придворного был основательно разбит), и перед маленькой бледной девочкой открылся новый мир. И с этого самого времени она во всем доверялась своему рыцарю — даже в том, о чем он предпочитал бы не знать. У юной принцессы не было секретов от Спархока, и он узнал ее так, как не знал никого в этом свете. И, конечно, это отвернуло его ото всех других женщин.
Тоненькая, совсем еще юная принцесса так переплела самое свое существование с его, что их нельзя было разделить, и это в конце концов привело к тому, что они в этот день и час оказались здесь. Если бы речь шла только о его собственной боли, Спархок заставил бы себя отказаться от этого, но он не мог вынести ее боли, и…
Гимн отзвучал. Старый король Облер подвел Элану к ее рыцарю, и молодая пара предстала перед Архипрелатом Долмантом.
— Я должен произнести небольшую проповедь, — тихо сказал им Долмант. — Так полагается, и люди ждут этого от меня. Вам не обязательно слушать, но постарайтесь, если сможете, не зевать мне прямо в лицо.
— Даже не помыслим об этом, Сарати, — уверила его Элана.
Долмант некоторое время говорил о супружеской жизни, затем заверил их, что, когда церемония закончится, они смогут следовать природному зову — и это не только не возбраняется, но и будет приветствоваться. Он настаивал, что они должны быть верны друг другу и напомнил им, что их союз — в эленийской вере. Потом он каждого из них двоих по очереди допросил о том, согласны ли они вступить в брак, делить мирские радости и горе друг с другом, обещают ли любить, чтить, слушаться, лелеять свою дражайшую половину и о многом другом. Затем, удовлетворившись ответами Эланы и Спархока, Долмант перешел к обмену кольцами, которые по-прежнему лежали на бархатной подушечке в юрких руках Телэна.
И в этот миг Спархок услышал знакомый мягкий звук, который казалось, звучал как эхо из-под самого купола. Это была легкая трель свирели, полная любви и радости. Спархок взглянул на Сефрению, и ее смеющаяся улыбка объяснила ему все. И на мгновение рыцарь задумался о том, испросила ли Афраэль разрешение у эленийского Бога присутствовать здесь и присоединить свое благословение к исходящему от него.
— Что это за дивные звуки? — шепотом спросила его Элана, стараясь не шевелить губами.
— Потом объясню, — пробормотал Спархок.
Мелодию свирели Афраэль, казалось, никто во всем залитом солнцем нефе больше не услышал. Долмант однако слегка расширил глаза и побледнел, но взял себя в руки и в конце концов объявил, что Спархок и Элана навечно и нераздельно, неизменно и несомненно объявляются мужем и женой. Затем он призвал на них благословение Божье в заключительной молитве и наконец разрешил Спархоку поцеловать свою молодую жену.