Их скромная трапеза состояла из копченой баранины, черного хлеба и супа из сушеного гороха. Вся эта еда была, конечно, питательной, но вряд ли разнообразной. Когда они поели, Келтэн стал убирать посуду, но вдруг замер, как вкопанный.
— Улэф? — с подозрением проговорил он.
— Да, Келтэн.
— За все время нашего путешествия я что-то не видел, чтобы ты готовил. Ну разве что пару раз.
— Да, пожалуй, — согласился Улэф.
— Так когда же настанет твоя очередь?
— Никогда. У меня есть работа. Я слежу за тем, чья очередь подошла. Надеюсь, ты не думаешь, что я еще должен и готовить при этом? Все должно быть по-честному.
— И кто же тебя назначил этим заниматься?
— Я сам вызвался. Рыцари Храма всегда так должны поступать, когда речь заходит о сложном и ответственном деле. Это одна из причин, почему люди нас уважают.
Еще позже все сели вокруг костра, мрачно поглядывая на теплые языки его пламени.
— Такие дни, как сегодня, навевают на меня думы о том, почему я стал рыцарем, — задумчиво проговорил Тиниен. — В молодости я мог бы обучаться праву и закону. Но потом я подумал: «Боже, до чего ж это скучно», и решил стать рыцарем.
Ответом ему было согласное бормотание.
— Милые мои, — мягко проговорила Сефрения. — Вы можете думать о чем угодно, только, прошу вас, не поддавайтесь отчаянию и унынию. Это прямой путь в лапы нашего врага. Хватит нам и того мрачного облака, что нависло над нами. Не будем же своими руками создавать еще одно. Когда свет дрожит, тьма побеждает.
— Если ты пытаешься нас подбодрить, то делаешь это довольно странно, Сефрения, — сказал ей Телэн.
— Может быть, моя речь была чуть драматичной, — улыбнулась Сефрения. — Но все же самое важное для нас сейчас, милые мои, было в этих моих словах. Мы должны быть очень бдительны, и если хотим выстоять, то должны бороться с любой каплей отчаяния, могущей закрасться в сердце любого из нас и даже свести с ума.
— Но как мы можем не допустить этого? — все-таки переспросил ее Келтэн.
— Это очень просто, Келтэн, — сказал Улэф. — Ты очень внимательно наблюдаешь за Тиниеном. Как только он начнет вести себя как мотылек, ты скажешь об этом Спархоку. А я буду неусыпно следить за тобой, чтобы заметить лягушачьи проявления. Как только ты начнешь пытаться ловить мух языком, я пойму, что у тебя с головой не все в порядке.
24
Снежинки размером с монету и черные как сажа летели, подгоняемые ветром и вперемежку с моросящим дождем, по узкому проходу. Вороны сидели на ветках деревьев, их перья были мокрыми, а глаза горели яростью. Было такое утро, в которое хотелось оказаться за крепкими стенами, под надежной крышей у веселого огня, но этих удобств, увы, не было под рукой, так что Спархок и Кьюрик заползли поглубже в ветки можжевельника и ждали.
— Ты уверен? — прошептал Спархок оруженосцу.
— Да, — кивнул Кьюрик. — Я не мог ошибиться. Это был дым от костра, на котором кто-то поджаривал мясо. О последнем, как ты понимаешь, я догадался по запаху.
— Тогда ничего не остается, кроме как ждать, — мрачно проговорил Спархок. — Меня совсем не привлекает возможность неожиданно наткнуться на наших неприятелей. — Он попытался поменять позу, но оказался зажат между двух колючих стволов.
— Что случилось? — прошептал Кьюрик.
— С какого-то бревна на меня капает вода. Прямо по шее течет.
Кьюрик задумчиво посмотрел на него.
— Скажи мне честно, Спархок, с тобой все в порядке? — спросил он.
— Да, если не считать того, что кругом так мокро.
— И все-таки я спрашиваю тебя вполне серьезно. Учти, теперь я как никогда буду неустанно приглядывать за тобой. Ты для нас теперь самый главный человек. Не столь уж важно как поведут себя остальные, но если ты начнешь сомневаться и почувствуешь страх — тогда мы все в беде.
— Ты так говоришь, потому что наслушался Сефрению. Она ведет себя порой как наседка.
— Ну, это вполне естественно, Спархок. Она любит тебя, поэтому и беспокоится.
— Я уже вполне большой для того, чтобы опекать меня. И, ко всему прочему, уже женат.
— О, да, ты прав. Как странно, но я совсем забыл об этом.
— Очень смешно.
Они ждали, напрягая слух, но все, что им было слышно — это шум падающих капель, стекавших по бревнам.
— Спархок, — наконец произнес Кьюрик.
— Что?
— Если со мной что-нибудь случится, ты ведь позаботишься об Эсладе и мальчиках?
— Перестань, Кьюрик. Ничего с тобой не случится.
— Может и нет, но мне все равно надо знать.
— У тебя будет пенсия, и довольно большая. Возможно, я продам часть земли, чтобы покрыть ее, и обязательно позабочусь и о твоей жене и о сыновьях.
— Да, это в том случае, если ты тоже выживешь в этом походе, — серьезно сказал Кьюрик.
— Все равно, можешь быть спокоен, я оставил завещание. И если с нами обоими что случится, об Эсладе позаботится Вэнион.
— Ты обо всем подумал, Спархок.
— У меня слишком опасная работа. Я должен многое предвидеть — даже несчастные случаи, — Спархок улыбнулся другу. — Ты специально завел этот разговор, чтобы меня подбодрить? — спросил он.
— Я просто хотел выяснить для себя то, о чем постоянно переживал, — ответил Кьюрик. — Ужасно не хочется, чтобы постоянно мучила одна и та же мысль, тем более такая. А Эслада обязательно должна иметь возможность обучить мальчиков ремеслу.
— У них уже есть такая возможность.
— Фермерство?.. — с сомнением в голосе проговорил Кьюрик.
— Да нет, я не об этом. У меня был разговор с Вэнионом, и мы решили, что твой старший сын видимо пойдет в послушники, как только закончатся все эти дела.
— Это глупо, Спархок.
— Мы с Вэнионом так не думаем. Пандионскому Ордену всегда были нужны люди верные и отважные, а твои сыновья, если они похожи на своего отца — как нельзя лучше подходят для нашего братства. Мы бы и тебя давно посвятили в рыцари, но ты даже слышать об этом не хочешь. Упрямый ты человек, Кьюрик…
— Спархок, ты… — Кьюрик оборвал себя на полуслове. — Тихо. Кто-то идет, — шепнул он.
— Это полный идиотизм, — сказал голос с другой стороны завала на грубой смеси эленийского и стирикского, что выдавало в его обладателе земохца.
— Что он сказал, — прошептал Кьюрик. — Я не понимаю этой тарабарщины.
— Потом скажу, — так же тихо откликнулся Спархок.
— Можешь отправиться назад и сказать Суркхелю, что он — идиот, Гауна, — предложил другой голос. — Уверен, он очень заинтересуется твоим мнением.
— Пойду я к нему или нет, но Суркхель был и останется полным идиотом, Тимак. Он из Коракаха, а они там все чокнутые или слабоумные.
— Наши приказы исходят от Отта, а не от Суркхеля, Гауна, — сказал Тимак. — Суркхель просто делает, что ему говорят.
— Отт! — фыркнул Гауна. — Я не верю в его существование. Священники просто выдумали его. Скажи, хоть кто-нибудь его видел?
— Хорошо, что я твой друг, Гауна. Тебя бы могли скормить стервятникам за такие слова. Да хватит причитать, все не так уж плохо. Единственное, что нам надо делать — это прочесывать округу и смотреть, не появятся ли люди там, где их и быть не может. Всех давно отослали в Лэморканд.
— Я устал от этого нескончаемого дождя.
— Скажи спасибо, что с неба течет вода, Гауна. Когда наши древние сородичи дрались с рыцарями Храма на равнинах Лэморканда, они попадали под дожди огня, или молний, или ядовитых змей.
— Рыцари Храма не могут быть такими ужасными. Да и что они нам, — насмешливо проговорил Гауна. — У нас есть Азеш, он защитит нас.
— Да уж, защита, — фыркнул Тимак. — Азеш варит на обед земохских младенцев.
— Это суеверная чепуха, Тимак.
— Ты когда-нибудь встречал человека, который входил в его замок и затем возвратился оттуда?
Неожиданно раздался резкий свист.
— Это Суркхель, — сказал Тимак. — Время нам отправляться. Интересно, он знает, до чего у него противный свист?
— Может, и знает, но ему приходится свистеть, Тимак. Ведь он еще не научился говорить. Поехали.
— О чем они говорили, Спархок? — прошептал Кьюрик, когда голоса смолкли. — Кто они?