Храм содрогнулся, и Спархок почувствовал, как на него навалилась огромная невыносимая тяжесть. Пламя громадных костров медленно увядало, словно что-то невидимое, стараясь его потушить, давило всей массой на судорожно подергивающиеся огненные языки.
И воздух сотрясся от оглушительного взрыва, разнесшего шестиугольные базальтовые блоки купола Храма на многие мили в округе. И со свистом и стоном взметнулись вверх огненные языки, превращаясь в громадные столбы чудовищного бриллиантового пламени, колонны, что вознеслись вверх через проломленный купол, озаряя своим ослепительным светом брюхатые облака, вынашивающие грозу. Все выше и выше раздавался рев раскаленных колонн, иссушавших эту облачную массу. Они стремительно вздымались ввысь, опоясанные сверкающими молниями, вышедшими из чрева выжженных облаков, и, пронзая тьму, восходили к звездам.
Спархок, неумолимый и безжалостный, по-прежнему прижимал Сапфирную Розу к уродливому туловищу божка, и тот, подобно смертельно раненому воину, судорожно схватившего руку своего недруга, который вонзил и поворачивает теперь меч в его теле, впился своими крошечными цепкими щупальцами в запястье рыцаря, до крови раздирая кожу. И голос Азеша был не больше чем писк, тщедушное повизгивание крошечного существа, попавшего в лапы к смерти. Еще мгновение — и казавшийся прочным безобразный болван лишился своей силы и рассыпался в пыль.
Громадные столбы взметнувшегося пламени медленно убывали и вскоре совсем утихли, и сквозь огромную брешь, зиявшую в куполе, вновь повеяло холодом зимы.
Спархок выпрямился. Он не почувствовал радости одержанной победы. Он взглянул на Сапфирную Розу, переливающуюся у него в руках. Он мог чувствовать, как напугана она, и он мог слышать неясное хныканье Троллей-Богов, заключенных в этих трепещущих лазурных лепестках.
Флейте как-то удалось уже спуститься вниз по террасам, и она плакала в руках Сефрении.
— Ну, все кончилось, Голубая Роза, — утомленно проговорил Беллиому Спархок. — Отдыхай теперь. — Он положил драгоценный цветок-гемму обратно в мешочек и рассеянно замотал проволоку.
Неожиданно до него донеслись звуки стремительного бегства. Принцесса Арисса с сыном, спотыкаясь, неслись что было сил вниз по ониксовым террасам к блестящему полу. Испуг их был столь велик, что они летели сломя голову, казалось, совсем позабыв друг о друге. Личеас был моложе своей матери, и уже намного ее обогнал. Но это совсем не смущало его, и он несся стремглав вперед, подпрыгивая, падая, снова поднимаясь на ноги.
Улэф, с каменным лицом, уже поджидал его внизу с топором в руках.
Личеас успел только взвизгнуть, как голова его отделилась от его плеч и, описав огромную кривую дугу, грохнулась об ониксовый пол, ляпнув при ударе как спелая дыня.
— Личеас! — в ужасе завопила Арисса, когда обезглавленное тело ее сына безвольно шлепнулось к ногам Улэфа. Она застыла, с ужасом взирая на огромного со светлыми волосами, заплетенными в косу, талесийца, который взбирался к ней по террасам с поднятым окровавленным топором в руке. Улэф был не из тех, кто останавливается на полпути.
Арисса в отчаянии нащупала у себя на поясе небольшой стеклянный пузырек, вытащила его и дрожащими руками пыталась вытащить из него затычку.
Улэф не замедлил свой шаг.
Наконец пузырек был открыт, Арисса запрокинула голову и выпила все его содержимое. Моментально ее тело напряглось, и из груди ее вырвался хрип. В страшных корчах рухнула она на пол, лицо ее почернело, и язык вывалился изо рта.
— Улэф! — крикнула Сефрения все еще взбирающемуся наверх талесийцу. — Не надо. Этого уже не нужно.
— Яд? — спросил он ее.
Сефрения кивнула.
— Ненавижу яд, — проговорил он, вытирая кровь с лезвия топора своими большим и указательным пальцами. Покончив с этим, он провел пальцем по острию. — Боюсь, целая неделя уйдет на то, чтобы как следует наточить его и привести в порядок, убрав все эти засечки и зазубрины, — мрачно произнес он и начал спускаться вниз.
Спархок поднял свой меч и тоже спустился вниз по террасам. Неожиданно на него навалилась усталость. Он подобрал свои латные рукавицы и подошел к Бериту, в благоговейном трепете глядевшему на него.
— Это был отличный удар, — сказал он юноше, положив руку ему на плечо. — Благодарю тебя, брат.
Улыбка озарила лицо Берита.
— О, кстати, — добавил Спархок, — тебе бы стоило отыскать топор Бевьера. Он души в нем не чает.
Берит усмехнулся.
— Хорошо, Спархок.
Спархок оглядел усеянный трупами Храм, затем взглянул наверх, через проломленный купол, на звезды, мерцающие в холодном зимнем небе, раскинувшемся высоко над их головами.
— Кьюрик, — рассеянно проговорил он, — который сейчас час? — Он осекся, и волна невыносимого горя вновь захлестнула его. Взяв себя в руки, он оглядел своих друзей. — Со всеми все в порядке? — спросил он. Затем он что-то пробормотал себе под нос и глубоко вздохнул. — Давайте выбираться отсюда.
Они прошли по сверкающему полу из оникса и взобрались по ступеням наверх. Окинув прощальным взглядом мрачный полуразрушенный Храм, где недавно царило зло, они заметили, что все статуи, опоясывающие стену, разбились на мелкие осколки. Келтэн шагнул вперед, осматривая дорогу.
— Кажется, все солдаты дали деру, — сказал он.
Сефрения сняла чары с входа, и они двинулись дальше.
— Сефрения, — неожиданно раздался голос, едва громче карканья вороны.
— Она еще жива, — укоризненно покачал головой Улэф.
— Это случается, — сказала Сефрения. — Иногда яд действует дольше, чем обычно.
— Сефрения, помоги мне, Пожалуйста, помоги мне.
Стирикская волшебница обернулась и взглянула на принцессу Ариссу, едва держащую свою голову, моля о пощаде.
Голос Сефрении прозвучал холоднее самой смерти.
— Нет, принцесса, — ответила она. — Не жди этого от меня. — И Сефрения вновь присоединилась к Спархоку и остальным, плотным кольцом окружившим ее.
31
За ночь ветер часто менялся, а сейчас он неизменно дул с запада, неся с собой снег. Неистовая гроза, которая прошла прошлой ночью, поглотила весь город, сорвала крыши с одних домов и разрушила другие. Улицы были покрыты обломками и тонким слоем мокрого снега. Берит нашел и привел их лошадей, и Спархок с друзьями медленно ехали по разрушенному городу. Им более не надо было спешить. За ними ехала повозка, которую Келтэн раздобыл на одной из улиц; Телэн правил лошадьми, а позади него лежал раненый Бевьер, рядом с которым покоилось завернутое в плащ тело Кьюрика. Сефрения заверила их, что тление, которое смерть неизбежно несет с собой любому человеку, не коснется Кьюрика. Сефрения ехала верхом на своей белой лошадке, прижимаясь щекой к темным густым волосам Флейты. Спархок с изумлением заметил, что по-прежнему думает о вечно юной Богине как о Флейте. Да сейчас она совсем и не походила на Богиню. Она прильнула к Сефрении, лицо ее покрывали слезы, и всякий раз, когда она открывала глаза, они были полны ужаса и отчаяния.
Солдаты Земоха и несколько оставшихся в живых солдат Азеша спасались бегством, покинув пустынный город, и траурная пустота окутала его своим скорбным молчанием. Что-то совершенно странное произошло со столицей Отта. Храм был почти полностью разрушен, и сильно изуродован дворец, но это было вполне объяснимым. Казалось невероятным то, что произошло с остальным городом. Жители еще совсем недавно покинули его, но дома их были разрушены — но не все сразу, что могло произойти из-за могучей силы взрыва потрясшего Храм, а небольшими группками по два, по три дома. Это походило на то, что запустение, пожирающее любой покинутый город, справилось с ним за считанные часы, вместо веков. Дома осели, печально поскрипывая и дожидаясь той скорбной минуты, когда тяжестью своей придавят сами себя. Стены города все искрошились, и даже булыжники, которыми были мощены улицы, выпирали или осели в провалах, разбитые и покрытые трещинами.
Их безумный отчаянный план увенчался успехом. Но победа досталась им слишком дорогой ценой. И не было ликования, и радостью не полнились их глаза. Грусть окружала их, и не только из-за тяжелой утраты.
Бевьер был бледен от сильной потери крови, а лицо его — глубоко встревожено.
— Все-таки, я до сих пор не могу понять, — признал он.