Флейта высунула голову из окна экипажа.
— Что случилось, Спархок? — спросила она.
— Нам нужно найти место для ночлега, — откликнулся рыцарь, — но за последние десять миль нам не встретилось на пути ни одной хижины или дома.
— Ну и продолжайте себе спокойно ехать вперед, — сказала малышка.
— Но уже скоро стемнеет, Флейта.
— Значит, надо поторопиться. — Она снова исчезла в экипаже.
Едва только начало смеркаться, они въехали на вершину холма и взглянули вниз на простиравшуюся прямо под ними долину, которую им никогда не доводилось встречать, проезжая по этой дороге. Земля внизу была покрыта травой и казалась слегка волнистой. Насколько хватало глаз, простиралась эта долина, усеянная то там, то тут небольшими островками белоствольных берез. Чуть ниже по холму стоял невысокий, крытый соломой дом, из окон его струился золотистый свет от зажженных свеч.
— Быть может, они приютят нас на ночь? — предположил Стрейджен.
— Поспешим же вперед, — раздался из экипажа нетерпеливый голос Флейты. — Ужин уже на столе, и если мы не поторопимся, он остынет.
— И часто она так обходится с людьми? — спросил Стрейджен.
— О, да, — сказал Спархок. — Это ее самое любимое занятие.
Если бы этот дом был чуть меньше, его можно было бы назвать обычной избой. Однако комнаты в нем оказались достаточно просторными, и их было много. Обстановка внутри дома не отличалась роскошью, была простая, но добротная, повсюду горели свечи в шандалах и в каждом добросовестно вычищенном камине плясали веселые языки пламени. Посреди самой большой комнаты помещался длинный стол, уставленный всевозможными яствами, как перед буйным пиршеством. Однако в доме не было ни души.
— Ну как, вам нравится? — взволнованно спросила Флейта.
— Как красиво и уютно! — воскликнула Элана, обнимая малышку.
— Я очень сожалею, — извинилась Флейта. — Но я не смогла пересилить себя, и вы не найдете на этом столе окорока. Я знаю, что вы, эленийцы, любите этим полакомиться, но…
— Не горюй, Флейта. Думаю, нам вполне хватит того, что здесь есть, — утешил ее Келтэн, окинув стол горящим взором. — Не так ли, Платим?
Толстяк в полном благоговении взирал на груды еды, возвышающиеся на столе.
— О, боже мой, конечно же да, Келтэн, — с готовностью согласился он. — Это просто пир горой, да и только.
Этим вечером все они съели гораздо больше, чем было полезно для них, и сидели, откинувшись на стульях, после трапезы, вздыхая и отдуваясь от самого приятного на свете затруднения.
Берит обошел вокруг стола и склонился к плечу Спархока.
— Она опять занимается этим, — пробормотал молодой рыцарь.
— Чем?
— Ну, вон огонь горит еще с тех пор как мы вошли в дом, и никто дров в очаги не подбрасывал, и свечи совсем не оплавились.
— Но это же, полагаю, ее дом, — пожал плечами Спархок.
— Я знаю, но… — Берит явно чувствовал себя не в своей тарелке. — Все это как-то странно и необычно, — наконец выговорил он.
— Берит, — с мягкой улыбкой проговорил ему Спархок. — Мы только что ехали по несуществующей земле к невысокому дому, которого нет здесь в действительности, чтобы вкусить яств, которых никто не приготовлял, а ты беспокоишься о столь простых вещах, как незатухающие свечи и очаги, не нуждающиеся в дровах.
Берит рассмеялся и отправился обратно на свое место.
Вечно юная Богиня со всей серьезностью отнеслась к своим обязанностям хозяйки. Она с видимым беспокойством и хлопотливостью развела их по многочисленным комнатам дома, терпеливо и тщательно разъясняла даже то, что, по правде говоря, совсем не нуждалось объяснения.
— Она просто прелесть! — призналась Элана Спархоку, когда они остались наедине. — Она так мило хлопочет и беспокоится об уюте и удобствах для ее гостей.
— Стирики чуть более небрежны в этих вещах, — объяснил Спархок. — Флейта, по-правде, не привыкла к эленийцам, и мы заставляем ее нервничать. — Он улыбнулся. — Она очень старается произвести хорошее впечатление.
— Но она же Богиня! — удивленно воскликнула Элана.
— Да, и все равно нервничает.
— Это только мое воображение, или она и вправду очень похожа на нашу Данаю и также любит целоваться. — Элана помолчала. Неожиданно лицо ее просияло. — Нам положительно нужно познакомить их друг с другом. Вот увидишь, они полюбят друг друга и станут прекрасными подружками.
Спархок чуть не поперхнулся от такого предложения.
Ранним утром следующего дня Спархок неожиданно пробудился от знакомого стука копыт. Он выругался и спустил ноги с кровати.
— Что случилось, дорогой? — сонным голосом спросила Элана.
— Фарэн высвободился, — раздраженно ответил Спархок. — Ума не приложу как ему это удалось.
— Но ведь он не убежит?
— Ну как же он упустит такую возможность побегать и порезвиться целое утро где-нибудь подальше от меня! Потом-то, конечно, вернется. — Спархок надел халат и быстро подошел к окну. И только там он услышал звуки свирели Флейты.
Небо, раскинувшееся над этой таинственной долиной, покрывали серые облака, не сходившие с него все долгую зиму. Грязные, холодные и не предвещающие ничего хорошего, протянулись они от горизонта от горизонта до горизонта, подгоняемые шумливым ветром.
Неподалеку от дома раскинулся огромный луг, по которому широкими кругами носился в легком галопе Фарэн. Он был без седла и уздечки, и тревожная радость чувствовалась в его горделивом беге. Флейта сидела на его широкой блестящей спине; у губ ее была свирель. Она прильнула головой к холке Фарэна и отбивала такт своей маленькой ножкой по его чалому боку. Все это было уже хорошо знакомо Спархоку.
— Элана, — позвал он. — Думаю, тебе было бы интересно взглянуть на это.
Элана подошла к окну.
— Что же это она творит? — с тревогой воскликнула Элана. — Беги и останови ее, Спархок! Она же разобьется!
— Да нет, этого не случится, не беспокойся. Она и Фарэн уже забавлялись так раньше. Он не позволит ей упасть — даже если она этого захочет.
— Что они делают? Просто играют?
— Может, и так, — уклончиво ответил Спархок, — хотя я полагаю, что они заняты чем-то более важным. — Он высунулся из окна и посмотрел по сторонам. Остальные тоже уже проснулись и так же, как и он, стояли у окошек своих комнат, с изумлением наблюдая за своей маленькой хозяюшкой.
Резкий ветер поутих, а вскоре и вовсе прекратился. Побуревшая от зимнего холода трава во дворе не смущала уже более свои мертвящим шелестом. А Флейта продолжала наигрывать свою песнь.
Звонкие ее трели уносились высоко в небо, а неутомимый Фарэн все кружил по широкому лугу. Лилась нескончаемая песнь, радостная и живая, и разорвался жуткий мрак, сгустившийся над головами, и, в испуге ворча, откатился назад; и бездонное голубое небо в позабытой своей красоте открылось над ними. И легкие пушистые облачка бесшумно проплывали по нему, позолоченные солнечным светом.
Спархок и его друзья взглянули на неожиданно открывшуюся голубую бездну и изумились как дети, высматривая розовых драконов и радужных грифов, чудом затерявшихся в проплывающих грядах облаков, кружащих и парящих в танце, словно все духи воздуха, земли и небес собрались приветствовать весну, грозившую навсегда покинуть этот мир.
Вечное дитя, Богиня Афраэль, поднялась и встала своими маленькими ножками прямо на широкую спину Фарэна. Ее блестящие черные волосы струились по ветру, а чудные звуки волшебной свирели уносились ввысь, навстречу рассвету. И не отрывая губ от свирели, она закружилась в танце, в восторге и ликовании вознося к небесам свою чарующую песнь.
Земля и небеса и широкая спина Фарэна были едины для веселого танца Афраэль, и она с такой же беззаботной легкостью кружилась в прозрачном воздухе, как и на едва зазеленевшей траве и на вздымающейся спине чалого.
С благоговением взирали они из окон дома, которого и вовсе здесь не было. Печаль и тоска, некогда поселившиеся в их душах, потихоньку таяли, и вскоре навсегда оставили их. И сердца их расцветали в звуках волшебной песни, дарующей возрождение и возвещающей о том, что страшная зима отступила и на землю снова вернулась весна.