И они сшиблись, Беллиом и Азеш, каждый до конца выкладывая всю мощь и силу, защищая свою жизнь. И никто из них не хотел — и не мог — смягчиться и отступить. И к Спархоку неожиданно пришло ощущение, даже больше — уверенность, — что ему вот так и придется стоять на этом самом месте целую вечность с самоцветом в руке, пока Азеш и Беллиом остаются сплетенными в жаркой схватке.
Внезапно за его спиной что-то пронеслось, жужжа и крутясь в воздухе, издавая при этом звук, схожий с хлопаньем птичьих крыльев. Это нечто пронеслось над его головой и лязгнуло о грудь идола, рассыпав веером искры. Теперь Спархок разглядел, это был Локамбер Бевьера. Берит, скорее бездумно, чем обдуманно, зашвырнул Локамбером в безобразного идола — довольно глупая выходка.
Но это помогло!
Непроизвольно истукан попытался уклониться от летящего топора, хотя тот бы не смог причинить ему никакого вреда; и тут же вся исходящая от него сила и палящий огонь исчезли, как будто их и не было. Спархок, не теряя ни мгновенья, изо всех сил устремился вперед, с крепко зажатым в левой руке Беллиомом, и, уже через несколько шагов оказавшись подле идола, с размаху ткнул им как копьем в обожженный рубец чуть пониже живота мраморного изваяния. От такого сильного удара его рука онемела.
Раздался оглушающий звук такой силы, что Спархок с уверенностью подумал, что весь мир содрогнулся от его разрушительной мощи.
Рыцарь наклонил голову и, напрягая каждый свой мускул, изо всех сил надавил Беллиомом на безобразный рубец Азеша. Корчась от невыносимой муки, грозный Бог визгливо крикнул:
— Вы не оправдали моих ожиданий! Вы подвели меня!
Так, стеная и воя, он потянулся вперед своими похожими на щупальца руками, чтобы схватить Отта и Энниаса.
— О, мой Бог! — в испуге воззвал Энниас, но не к Азешу, а к Богу своего детства. — Спаси меня! Защити меня! Прости… — Его голос превратился в хрип, когда щупальца плотным кольцом охватили его.
Азеш не изощрялся в выборе наказания, что обрушил на головы императора Земоха и первосвященника Симмура. Обезумевший от боли и страха, и жажды мести тем, кого считал повинными в своих несчастьях, зловещий Бог ослеп от своего гнева, что разъяренный ребенок. Он подхватил с пола ревущую парочку и всеми многочисленными своими руками стал выкручивать свои жертвы, словно отжимал мокрую тряпку. Кровь обагрила его руки, просачиваясь меж толстых и извивающихся как угри пальцев. Он безжалостно выжимал жизни из бьющихся в агонии тел.
Почувствовав тошноту, Спархок закрыл глаза, но не мог заткнуть себе уши. Вопли становились все отчаянней и неистовей, пока не превратились в сдавленный визг, едва уловимый ухом.
Затем все стихло, и раздались два глухих удара, когда Азеш отбросил то, что осталось от ставших неугодными ему прислужников.
Арисса стояла на коленях, и ее безостановочно рвало от отвратительного зрелища этих бесформенных окровавленных останков ее любовника и отца ее единственного сына.
А огромный беломраморный истукан содрогнулся, весь пошел трещинами и с оглушительным шумом и треском огромные куски начали отваливаться от его каменного тела. Подрагивающие руки затвердели и, отвалившись от туловища, рухнули на пол, разбившись на мелкие кусочки. Неожиданно огромный камень, отвалившийся от порочного лица изваяния Божеского, ударил Спархока по защищенному доспехами плечу, и от столь сильного удара рыцарь чуть не выронил Беллиом из своей руки. Идол же с ужасным скрипом и скрежетом переломился примерно посередине, верхняя часть его туловища опрокинулась назад и со страшным грохотом рухнула на пол, разлетевшись при ударе на миллионы мелких осколков. От огромной статуи остался лишь обломок, походивший на покореженный каменный пьедестал, на котором восседал тот грубый, слепленный из кусков грязи болван, которого Отт впервые узрел две тысячи лет тому назад.
— Ты не можешь! — раздался не больше чем крысиный писк. — Я — Бог! Ты — ничтожество! Ты — насекомое! Ты — грязь!
— Возможно, — спокойно проговорил Спархок и даже с некоторой жалостью взглянул на уродливую грязную фигурку. Опустил меч и твердо сжал Беллиом в обеих руках. — Голубая Роза! — резко проговорил он. — Я — Спархок Эленийский! Силой этих колец я повелеваю Голубой Розе: верни этот образ той земле, из которой он возник! — Он вытянул вперед руки, по-прежнему сжимая Беллиом в обеих руках. — Ты жаждал Беллиома, Азеш, — сказал он. — Так получай же его. Получай его со всем, что он тебе несет. — И Беллиом коснулся маленького безобразного идола. — Голубая Роза подчинится! Теперь же! — И приговорив это, Спархок весь сжался, ожидая мгновенной смерти.