Когда песнь неожиданно оборвалась и Роллан пришёл в себя, то волколаков рядом не было - они словно испарились, хотя следы их лап и когтей были видны возле ангара и на пыльной почве вершины холма. А возле ног Роллан, крепко сжимая в левой руке флейту, навзничь лежал Оззи. В первый момент Роллану показалось, что тот умер, но, склонившись над ним, он ощутил слабое дыхание своего потерявшего сознание друга. Прежде чем взвалить его себе на плечи и, собирая последние силы, двинуться в сторону спуска в подземелье, Роллан осторожно взял в свои руки флейту и, сняв с Оззи ремешок, повесил её себе на шею.
Глава ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
ГВИДО И "ЗОЛОТОЙ ШАР"
Начальник отряда взял с собой еще пятерых хорошо вооруженных патрульных. Немало для подземной экспедиции. Гвидо этот выбор одобрил. На самом деле в глубине души он был трусоват и знал об этом. Потому и хорохорился, потому встревал в разного рода истории и переделки, поскольку внутреннее желание эту самую трусоватость как-то преодолеть было одним из основных жизненных мотивов юного Гвидо. Если бы он знал, как он в этом похож на своего отца! Однако Великий посвящённый никогда о себе ничего подобного не рассказывал и не давал повода в чем-либо подобном его заподозрить, поэтому Гвидо и не пытался искать в отце прямой поддержки и совета в этой своей беде. Отец вообще никогда не был искренен и откровенен, он вообще всегда что-то в себе таил и скрывал. Гвидо ничего с этим поделать не мог, поскольку отец, в принципе, таинственен и непреступен, а уж подозревать его в малодушии и страхах, тем более не имелось оснований. А вот кому Гвидо явно завидовал с самого раннего детства, так это своему старшему брату Роллану.
Разница между ними всего в один год, но какова эта разница! Гвидо подозревал, что Роллану вообще не знакомо чувство страха - такой он всегда твердый, невозмутимый, отважный. И весёлый. Хотя тоже в меру, какая и нужна, чтобы излишняя веселость не повредила авторитету. Ну, чтобы не показаться веселым юродивым. Бездумно весел может быть любой простолюдин, а вот человек высокого происхождения не может позволить себе выглядеть бездумным весельчаком. И Гвидо знал о себе, что этого он тоже вполне не умеет. Ну, не умеет держаться истинным аристократом! Его постоянно куда-то сносит. Или в страх, или в дурацкую весёлость, или в бездумное и опасное бесстрашие, которое на самом деле является оборотной стороной той же трусости, попыткой её преодолеть с наскока. О, если бы благородная отвага была бы просто свойственная Гвидо, как тому же Роллану, как бы он этим даром легко распоряжался, как элементарно был бы счастлив, вот что, какой всё же парадокс, что они с Ролланом сыновья одного и того же отца - и такие разные! - и разница эта была явно не в пользу Гвидо.
И, увы, он был всё же не такой дурак, чтобы не осознавать всё это. Да, он тоже в детстве почитывал те же сказания, что и его старший братец, но почему-то те же персонажи и образы так не увлекали его, не заставляли гореть сердце и воспарять мечтами, что и он когда-либо сподобиться такой же героики, таких же приключений и подвигов. Скорее наоборот, с холодным сердцем Гвидо воспринимал то, что так радовало и вдохновляло Роллана, он безуспешно пытался убедить себя, что всё это ему тоже по нраву. Нет, не то, что он был совсем равнодушен к тому, что связано с войнами, приключениями, победами над злом и вообще злыми существами, но почему-то у него, Гвидо, сразу возникал вопрос: а какова цель, каков смысл во всём этом? Если, допустим, один из светоносцев в одной из саг побеждает верховного дракона Гуркха, а сам при этом тоже героически погибает, будучи в последний момент опалён драконьим пламенем, в результате чего теряет не только возможность властвовать в собственном королевстве, но и саму жизнь, то какой вообще для него самого в такого рода подвиге смысл? Ну, да, как скажут многие, это уже сам по себе героический пример, способный вдохновить на подвиги и многих других, светоносцам подобных... Однако Гвидо всегда казалось, что сам по себе подвиг, исполненный полного самопожертвования, может быть и хорош для древних легенд и сказаний, но в обыденной практической жизни как-то не очень пригоден для того, чтобы саму эту жизнь продолжать. Разумеется, в самой этой жизни, увы, есть необходимость для труда, а то и подвига, для определённых, порой, и серьёзных усилий по её же, жизни, осуществлению, однако, опять же, преждевременная смерть, скорее, жизни противоположна, чем прямо созидательна.
Ещё Гвидо хорошо понимал, что достаточно часто речь идёт о власти и больше ни о чём. Даже в отдельной семье борьба за власть может быть весьма и весьма ожесточенной. Что уж говорить о дворцах, кланах, княжествах и королевствах! Там вопрос о власти всегда является наиглавнейшим, каким бы флёром героических сказаний кто-либо не старался всё это дело священной борьбы за трон замаскировать. Только полный тупица может наивно полагать, что вокруг того или иного трона не будет борьбы, интриг, смертей. Хотя, быть может, братец Роллан, пусть и не тупица, однако настолько болен идеями благородной героики, что и пребывает на этот счёт в наивном романтизме. Будь Гвидо вообще статью и характером покрепче, ему всё это было только на руку - вероятно, тогда он мог бы своего старшего брата (и не только его!) вообще не опасаться, умело манипулируя его собственным романтизмом. Однако ж самому Гвидо для этого чего-то явно не хватала - авторитета, твёрдости, воли... или ещё чего-то, а чего именно он и сам до конца не мог сформулировать. Ну, проще сказать, правда может в том, что просто жидковат был Гвидо от рождения, и попробуй своими силами это в себе переломи, тем более, что он сам, понимая, что многого ему не достаёт, всё же окончательно со своей недостаточностью смириться не мог. Да и, собственно, двигаться в другом направлении было некуда: если ты сын самого Великого посвященного, то вряд ли получится уйти просто в частную жизнь, женится, там, к примеру, на простолюдинке, жить где-нибудь на отшибе, заниматься каким-либо промыслом, это не реально да и не интересно. Тем более, что сам отец в последнее время твердил, что близится день Великого торжества, когда от всех разумных и вменяемых людей Эллизора потребуется полная мобилизация всех же сил и умений. И тут Гвидо чувствовал, что, если папаша не шутит, и вскоре наступит новая эпоха, то лучше вписаться в неё не клоуном или юродом, а вполне дееспособным и власть имеющим господином. Разумеется, претендовать, к примеру, на место собственного отца, пусть тот и был далеко не молод, он и помыслить не мог, но тогда, стало быть, надо хотя бы чем-то засвидетельствовать собственную дееспособность уже не мальчика, но настоящего эллизорского мужа. Пусть пока большинство вокруг и не воспринимаю Гвидо всерьёз.
Ничего, тут имелось и некоторое преимущество! Будь Гвидо человеком со всеми наличествующими слабостями и простачком, не понимающим своих слабых мест, то и взять с него было бы нечего, у клоунов какая вообще перспектива? Однако младший сын посвященного клоуном всё же не был. Некоторые задатки юродства, да, присутствовали, но, к счастью или не счастью (кто бы знал?) самого Гвидо, определяющим в нем было стремление к власти, к подчинению других. Он очень хотел этому научиться, несмотря на свою внутреннею хлипковатость и подверженность тем или иным страхам. В этом смысле в нём скрывался крайне опасный человек, присутствие которого в юном облике Гвидо мог различить далеко не каждый. Впрочем, опять же, это было даже на руку Гвидо: пусть считают за дурачка высокого происхождения, ну да, за недалекого такого и на многое не способного, а оно ведь на самом деле ещё в той или иной ситуации надо посмотреть, как повернётся, потому как на самом деле Гвидо не такой уж и дурак и мечом может владеть не хуже своего старшего брата по причине того, что в детстве у них был один учитель фехтований - лучший в Эллизоре мастер этого дела.
Да, держать в руках меч Гвидо умел. Правда, он знал, что одного этого умения недостаточно. По крайней мере для того, чтобы достичь в этом мире определённых высот да ещё и самому уцелеть. А последняя задача, увы, самой непростой и является. При том, что это и не проблема одних только лиц высокого происхождения - будь ты простым молочником или бесхитростным наёмником - тоже ведь ничто не гарантируешь, что однажды не падёшь от острия меча, если все обстоятельства вокруг тебя повернуться таким вот коварным образом. Это только на первый взгляд может показаться, что каким-нибудь там простолюдином быть проще и безопасней, тогда как высоких лиц в их дворцах подстерегает куда больше опасностей и интриг. Оно, может быть, до какого-то момента и безопасней быть простаком в народных же низах, но никакой гарантии, что тебя однажды не переедет телега, всё равно нет. Да и выбора особого нет. А вот у Гвидо выбор был. Пусть он и кажется многим юным простаком, но про себя-то он знает, что это не совсем так. Это, скорее, видимость. Научиться бы ещё владеть собой. Что-то ему подсказывало, что его собственный отец много чему за свою жизнь научился. Вряд ли он с юных лет обладал врожденным мужеством и хладнокровием - скорее всего, это уже приобретённое. Иногда в Великом посвященном проскальзывало нечто, ну, надо признать, далеко не совершенное. Кому, как не родному сыну это знать? Испуг, мимолётный страх, тщательно скрываемая (но всё равно не до конца!) истеричность - это явно в характере отца таилось! - но ведь как-то ж умудрился он всё это скрывать, а видимой основой сделать совсем другие черты, которые внушали другим людям истинный страх и даже благоговение. Только делиться с детьми, как этого можно добиться, судя по всему, почему-то Великий посвященный не спешил.