16 июня.
Зачем я вообще пишу этот дневник? В надежде, что эта несчастная тетрадь не сгорит, не будет пробита и порвана осколками, не вымокнет в моей собственной крови? Наверное и впрямь так: мною руководит какая-то тупая надежда, что эта тетрадка своего рода талисман... Итак, что я сейчас должен записать? Что, приняв неравный бой, я с остатками своего подразделения в числе трёх человек уже без вверенного мне пулемёта (который всё равно побило осколками и он пришёл в негодность) даже и не знаю, где именно нахожусь, в каком, то есть, лесочке, где нам и предстоит провести ночь без еды и воды, уж не говоря о том, что все мы имеем ранения, по счастью, как это говорится, лёгкие. Хотя чувствуем мы себя далеко нелегко. Более всего мучает жажда, но здесь нет ни речки, ни родника, ни даже обычных луж, потому что последнее время стояла жаркая и сухая погода. Есть пластиковая бутылка из-под "львиного" пива на полтора литра, но последнюю воду мы жадно высосали из неё ещё когда было светло.
Итак, как мы сюда попали? С утра было тихо, только догорало задние аэропорта и мы уже хотели кого-нибудь послать туда на разведку, потому что кое-какое шевеление там наблюдалось, но связь так и не появилась, и к нам на "привод" почему-то никого не прислали. Но только мы стали пытаться выяснит, кому идти, как вновь, но уже с противоположной нам стороны, из-за аэропорта ударили "грады" и тяжёлая артиллерия, при том, что хорошо досталось и нам - один из снарядов угодил прямо в единственный наш бэтээр, который вчера мы сообща взялись-таки окапывать, но до конца не успели. В общем, "бэха" вместе с экипажем рванула так, что у всех заложило уши, куски железа и человеческого мяса полетели в разные стороны, в результате чего боеспособность нашего взвода резко упала. А дальше, после окончания массированного обстрела, мы увидели, что на посадочную полосу напротив чадящего здания аэропорта садится несколько вертушек, а из них, как горох, сыплется не то спецназ, не то кадровая десантура. В бинокль мы разглядели на бортах вертушек опознавательные знаки северян. В общем, наверное, самым умным было вообще не вступать в бой, а сразу и организованно с оружием и боеприпасами отступить за овраг и порываться к своим. Но нет же! Мы ведь герои, мы не может отойти без боя! Но, конечно же, всё получилось как всегда по-дурацки. Командир взвода приказал установить единственный у нас имеющийся восьмидесятимиллиметровой миномёт и вдарить по вертушках противника. Вдарить несколькими выстрелами получилось, хотя и, кажется, ни в одну вертушку не попали. Одновременно с этим мне пришлось переставлять свой пулемёт с одной оборудованной позиции на другую - необорудованную - по той простой причине, что эта новая позиция имела направление огня в сторону аэропорта, чего ранее мы никак не могли предполагать. После того, как мы установили пулемёт на новом направлении, и Дрейер перетащил туда все ленты и цинки с патронами, я вдруг вспомнил, что оставил в прежнем окопе вот эту самую тетрадь и, пока, не началась дальнейшая заваруха, решил за тетрадью вернуться. Это и спасло мне жизнь: в моё отсутствие наше новое пулеметное гнездо и ефрейтора Дрейера накрыло крупнокалиберной миной, так что оба окончательно вышли из строя. Не буду описывать, что осталось от моего сослуживца, но пулемёт, точно, уже никуда не годился. Вскоре ещё одна мина рванула по соседству, крупный осколок превратил в лоскуты-лохмотья моё правое ухо, а в левую руку, прям возле повязки на ладони впился ещё один осколок помельче. Кроме того, меня слегка контузило и я ненадолго потерял сознание. В общем, когда наши в с составе всего нескольких оставшихся в живых бойцов решили покинуть позиции, будучи уже не в состоянии противостоять наступающему со стороны аэропортампротивнику, у меня не было никакого выбора: меня просто пнули-толкнули в овраг со словами "Уходим!"
Окончательно я пришёл в себя только в этом лесу. Вместо уха ощущалась какая-то спёкшаяся кровавая масса, голова разламывалась, кисть левой руки начала опухать. Из оружия при мне оказалась только единственная граната - та самая "Ф-1", то есть - "лимонка"...
Глава ТРИДЦАТАЯ
ЕЩЁ ОДНО ОСЛОЖНЕНИЕ ЗАРАЙСКОГО
Голышев сидел за столиком в небольшом ресторане с грузинской кухней, скрывающимся в одном из переулков неподалеку от Нового Арбата. Новоиспечённый глава VES не был поклонником острых грузинских блюд и вообще, надо сказать, не мастак ходить по ресторанам, но здесь, что называется, нужда заставила. Потому как вчера вечером на мобильный телефон (Рем так до сих пор и не понял, каким образом звонившему стал известен его номер) позвонил человек, представившийся родным братом Зарайского Сергеем, и попросил о встрече именно в этом ресторане. На предложение приехать в офис наотрез отказался да ещё и с определённым напором. Можно сказать, что не с явным, скрытым, но Голышев это в голосе неожиданного собеседника почувствовал. А что-что, но улавливать такого рода ноты или акценты Рем по долгу службы был специалист: очевидно, родной братец Джона Зарайского являлся крепким орешком.
Рем поднял всю документацию и с удивлением обнаружил, что в базе данных VES на Сергея Зарайского не так много сведений. Разумеется, Голышев и раньше знал, что у Джона есть брат, который последние лет десять проживает в Панаме, но почему его именно туда занесло - особо не интересовался, поскольку повода не возникало. Знал, что тот вроде как содержит там оружейный магазин, а так же занимается поставкой диковинных животных для коллекционеров в Европу и Северную Америку. Ну да, кое что и Джону подкидывал - того же бразильского ядозуба тоже он прислал. Стало быть, общение между братьями совсем не прерывалось. Это и подозрительно. Главным образом - именно то, что Зарайский-младший не пришел прямо в офис, но назначил встречу именно здесь, в ресторане.
Голышев, в результате, поступил против правил, пошёл на серьёзное служебное нарушение: никого не поставил в известность, что отправляется на неформальный контакт. Это было почти преступление - и преступление сознательное. Этого преступления могло бы и не быть, но причиной тому послужила одна серьёзная деталь среди той скудной информации, которая всё же содержал информационный раздел спецслужбы на Сергея Зарайского: тот имел контакты с группой фирм под названием "Российские узоры". Осознав это, ещё сидя за компьютером у себя в кабинете, Рем почувствовал, что буквально покрывается холодным потом. Это не могло быть случайностью. А может быть и - хуже того! - это была та самая случайность, которая не будучи запрограммирована, способна сломать всё - и жизнь, и карьеру, и... что угодно. Даже, как это ни громко звучит, нормальное развитие земной цивилизации, вот что! И во всём этом было ещё одно существенное "но": в курсе ли Голышев-старший, то есть отец Рема, что в Панаме этой самой проживает родной брат недавнего главы VES и что совсем недавно он попросил Голышева-младшего, нынешнего главу, фактически, о тайной встрече. Вот эта самая неясность и усложняла ситуацию ещё больше - да что там усложняла! - делало уравнением со многими неизвестными.
Зарайский-младший задерживался. Уже минут десять как. Голышев подозвал официанта и заказал минеральной воды и лобио. Тут и появился панамский житель. На Джона он был похож мало - пусть тоже плотный господин, но кучерявый, с довольно густой шатенистой шевелюрой, без седины и с гораздо менее выразительным, чем у Джона, лицом, даже - каким-то сонливым. В очках с небольшой минусовой диоптрией и чуть затемнённых, причём - в массивной роговой коричневого цвета оправе. И одет тоже своеобразно: кожаные штаны и джинсовая куртка, изнутри явно подбитая натуральным мехом. Разнобой какой-то и разнобой, кажется, намеренный. Это Голышеву не понравилось. Такой раздрай во внешности может быть или, если человек и впрямь недотепа, или, порой, если хочет о себе такой впечатление создать намеренно. А чуть позже - очки долой, волосы причесал или вовсе постриг, одежу поменял на что-нибудь более стильное, и невольные свидетели тебя уже не узнают. Простой, но эффективный приём.