Да, это был не самый плохой вариант. Значит, ещё можно было жить и даже пока оставаться у руля русского филиала VES. Однако пускать это всё на самотёк было тоже смертельно опасно.
- Дурак ты, папа, - наконец вымолвил Рем и поставил пустую чашку на столик. - Это не только лекарство! Это ещё и такой будет наркотик, такое зелье, которого этот свет не видывал! И ты хочешь взять на себя ответственность за его появление и распространение?
Глава ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ВЕЛИКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ
Якову снилось, что он потерял свой старый дневник, свои драгоценные записки ещё времён молодости. Причём во сне он боролся со странным чувством, что на самом деле он и никогда не вёл дневника, и его теперешние поиски - фикция, навязанное извне чувство необходимости (найти дневник!), которого на самом деле нет. Был или нет (дневник!), но во сне Якова преследовало мучительное ощущение, что он забыл нечто важное в своём прошлом, что обязательно нужно вспомнить, а если не выудить прямо из памяти, то, хотя бы, найти в этом самом вроде как и не существующем дневнике. Как он вообще мог выглядеть... этот самый дневник? Вероятно, это была тетрадь, ещё древнего довоенного образца с давно пожелтевшими страницами. И он, Яков, записывал туда нечто старым же химическим карандашом. Да, конечно, он делал это почти каждый день перед тем как в летаргию отправился Варлаам, а следом и он сам, его, Варлаама, верный ученик! Нужно было запомнить, записать очень много всего, поскольку Варлаам предупредил, что, если Яков восстанет от сна раньше, то должен ничего не перепутать в той последовательности действий по строительству нового мира, которое будет для них всех судьбоносным. Ну, да, разумеется, Яков всё старательно записывал, ничего не забывал, но... вот закавыка! - после пробуждения тетради не оказалась рядом, дневник просто-напросто пропал, хотя он, точно, положил тетрадь рядом с собой, прямо в капсуле. Правда, после восстания от сна Яков не сразу про дневник вспомнил, а когда (спустя какое-то время) спохватился, никакой тетради в использованной капсуле не оказалось. Вероятно, если бы он заметил эту тетрадь сразу вовсе себя, то вспомнил бы, не упустил бы из вида, но, получается, что вида никакого не было, не попалась эта тетрадь на глаза, вот что, исчезла, испарилась, так сказать... Или вовсе не было этого дневника? Отчего же, тогда, такое явное ощущение, что он эту тетрадь держал в руках, даже помнить запах тех пожелтевших страниц и вкус химического карандаша?
Ладно, допустим, он, Яков, что-то упустил и сделал не совсем так, как было велено самим Варлаамом, так ли это теперь важно? Да и вообще так ли это было важно еще тогда, не знамо сколько времени (лет или даже веков) назад? Ведь всё равно Яков осуществил то, против чего Варлаам был категорически против и, вероятно, даже и подумать не мог, что его ученик будет иметь дерзость так ослушаться, пойти наперекор воли самого великого жреца Маггрейда! На фоне этого сам дневник-инструкция, точнее - утрата этих инструкций, выглядели пустяком, отсутствием мелкого пазла с края большой картины - фрагмента, который легко самому вырезать из толстого картона и покрасить, сообщив нужный цвет. Да, все эти годы, фактически, теперь, уже десятилетия, нет, по сути уже, фактически, полвека Яков внутренне уговаривал себя, что сделал всё правильно и никакого, на самом деле, ослушания не было, да он просто и не мог поступить иначе, это означало отступиться от самого себя, и как только сам Варлаам этого не понял и не увидел в своём ученике - он, величайший маг, прозорливый и ясновидящий, не заметил того, что ученик его был не силах в себе переломить. Самые первые годы Якову было проще давить в себе сомнения, поскольку он надеялся, что пробуждение остальных не затянется на столь длительное время.
Оказалось иначе, совсем иначе. И теперь, фактически, уже будучи сам старцем, он всё с большей тугой ощущал тяжесть того своего выбора, того своего ослушания. А ведь, вероятно, был прав Варлаам: нельзя было брать с собой никого лишнего! Энергия от Золотого шара могла начать перераспределяться не должным образом, затормозив сон, увеличив время летаргии. И если Яков проснулся первым, то считать ли это теперь счастьем? - теперь, когда он прожил свою жизнь, понеся вся возможные труды и великие тяготы по строительство нового Эллизора. Да, была бы возможность, Яков не взял бы с собой того же Геронтия, ныне Геронтиума. Но ведь Варлаам почему-то тогда настоял на его кандидатуре, на его важности для будущего Эллизора. И не просто настоял, но и сам отправил Геронтия в сон, несмотря на всего его страхи, чему Яков уж никак не мог воспрепятствовать.
Иногда он задумывался, а почему вообще Варлаам сам не ушёл в сон последним, почему поручил именно Якову дейстоввать в финале, чем тот и воспользовался, неужели, опять же, Варлаам не допускал со стороны своего ученика такой возможности, прямого солушания? Или в этом тоже была какая-то своя хитрость? Ни тогда, ни теперь это до конца было невозможно понять, если только сам Варлаам, восстав, наконец, от сна сам не разъяснит, что к чему.
Такие вот мысли и чувства мучали Великого посвященного во сне и ещё довольно долгое время после пробуждения.
Словно предчувствуя, что нечто может пойти не так, как следует, Яков решил пока не устраивать празднества и официального представления в честь Пробуждения. В конце концов, это можно осуществить и позже, когда пробудившийся вполне придёт в себя. Действительно, так меньше риска, ведь сразу после долгого сна в большинстве случаев недавний "летаргик" может вести себя неадекватно. Тем более, когда речь идёт о самом значимом, истинно великом Пробуждении, то есть когда речь о настоящем выдающемся Посвященном, о жреце-строителе Варлааме.
Именно поэтому Яков взял с собой только Геронтиума и на всякий случай двух стражей. Ну, ещё пришлось взять доктора, разумеется. Из более или менее сведущих и надёжных, хотя Яков предпочёл бы обойтись без медицинского персонала вообще, больше полагаясь на заветное снадобье, запасы которого удалось-таки возобновить, благодаря найденном подземному питомнику с ядозубами. Одно было не очень хорошо: снадобье пока не удалось облечь в скорлупу из сахарной пудры, лишь слегка подсластить, поэтому оно находилось в шкатулке у Великого посвящённого в первозданном качестве - то есть, в виде помёта ядозуба. Яков опасался, что такого рода вид и вкус снадобья могут не вызвать энтузиазма у Варлаама, а объяснить, порой, многие самые элементарные вещи человеку, только очнувшемуся от многолетнего летаргического сна, бывает не так просто.
Так оно со снадобьем и вышло! Поначалу всё шло нормально: закончили мигать огоньки-лампочки, завершился на дисплее таймера обратный отсчёт, включившийся ровно сутки назад и прямо свидетельствующий о необратимых процессах прекращения сна внутри капсулы, появилась на дисплее заветная же надпись "Everything is ready", с легким шипением автоматически отъехала верхняя крышка капсулы, после чего она медленно опустилась вниз и все с некоторой осторожностью заглянули внутрь.
Варлааму помог подняться доктор и один из стражей. Великий жрец выглядел не очень. Бледность его лица напоминала мрамор из лучшего карьера на юге Эллизора, движения были скованными, голова тряслась. Он обвёл собравшихся крайне испуганным взглядом, попытался что-то сказать или спросить, но, похоже, речь не давалась ему.
Вперёд выступил Яков. В руках у него была та самая шкатулка со снадобьем. Сдерживая волнение, как будто сам только что очнулся от столетнего сна, он произнёс:
- С прибытием! - и протянул великому магу шкатулку с откинутой крышкой. Содержимое было до верху наполнено живительным помётом ядозуба.
- Что это? - наконец, с явным трудом произнёс Варлаам.