-- Требую не поддаваться эмоциям! -- ответно возвысил голос Леонард. -- Требую подробного рассмотрения всех исторических обстоятельств утраты оригинала Закона! Требую начать это рассмотрения прямо сейчас, не откладывая!
Хранители пошумели ещё, но в большинстве своем согласились с требованиями Леонарда. К слушанию и рассмотрению заявленной темы решили преступить после получасового перерыва.
ГЛАВА
СОРОКОВАЯ
ПОЯВЛЕНИЕ ОЗЗИ НА СУДЕ
Яков не скоро управился со Скунсом: сказались и собственная боязнь и то, что на улицах Эллизора невозможно появиться в открытую с живым мутантом. К Дворцу Высшего Совета пришлось пробираться окольными путями через свалки и сточные канавы, что далось Якову нелегко, ведь порой упирающегося домашнего мутанта приходилось буквально тащить за собой с помощью цепи. Правда, Скунс за последнее время привык к Якову и видимой агрессивности не выказывал. Однако временное миролюбие мутанта ничуть не уменьшало длины его ядовитых клыков, отчего Яков не чувствовал себя в безопасности. Одно укрепляло его и сдерживало страх: жажда мести и тот самый полюбившийся стишок из песни, которая где-то была услышана Яковом и теперь настойчиво звучала в сознании: "Чёрный рыцарь встал, встал, страх его не взял!"
Немного успокоился Яков только тогда, когда достиг подземных коммуникаций Дворца Советов, которые хорошо знал благодаря своей давней, ещё детской любви к подземным путешествиям и авантюрам. Здесь он пребывал в своей стихии! Не исключено, что бесстрашие Якова, возникавшее в подземных ходах и закоулках, прежде компенсировало его трусоватость. Теперь же непреодолимая жажда мести и вовсе сделала его смельчаком. Огарок свечи и ранее оставленные в подземелье дворца метки-ориентиры помогли Якову вместе со Скунсом подобраться к залу заседаний с противоположной от входа стены. Именно там, за одной из колонн, можно было незаметно сдвинуть мраморную плиту пола. В образовавшееся отверстие вряд ли протиснулся бы взрослый дородный человек, однако ребёнок или подросток -- вполне. Этот лаз Яков обнаружил ещё пару лет назад -- и вот теперь это открытие пригодилось.
Привязав внизу Скунса к металлической арматуре, словно специально торчавшей из выпирающей части фундамента, Яков осторожно приподнял, затем сдвинул плиту в сторону и прислушался.
Из-за колонн почти ничего не было видно, но голоса доносились вполне отчётливо.
"...Мы были вынуждены поступить так, потому что оригинал Закона был всего в одном экземпляре, никаких копий никогда не существовало!" -- услышал Яков. Похоже, что этот голос принадлежал Анасису. -- "И вот тогда я и ещё несколько старых хранителей по памяти восстановили утраченный текст Закона!"
"Это неправда! -- раздался другой голос. -- Не было никаких старых хранителей! Самые ревностные из хранителей погибли вместе с моим братом Леонидом, потому что, хотя у них и было такое право, они не могли отсиживаться в стороне, когда Эллизору угрожала смертельная опасность! Думаю, что почтенный Анасис переписал Закон по своему усмотрению и, вероятно, в сговоре с немногими из тех хранителей, кто уцелел!"
Яков вздрогнул: это был голос Леонарда.
Вновь заговорил Анасис.
"Чтобы здесь ни говорил Леонард, у него всё равно нет никаких доказательств, что Закон был изменён. Таким доказательством мог бы послужить оригинальный текст Закона, но мы все знаем, что он пропал. Чем Леонард может подтвердить, что его цитата из якобы оригинальной версии Закона действительно верна? Каким текстом это можно удостоверить?"
Внизу громко завозился Скунс, и Яков на время отвлёкся, вынужденный спуститься к мутанту, чтобы проверить, не сорвался ли тот с цепи. К тому времени, когда Яков вновь смог следить за происходящим в зале, там случился какой-то переполох.
"Он должен быть причислен к обвиняемым! -- услышал Яков голос Анасиса, -- но он не может присутствовать на закрытом заседании, ведь у него нет допуска к тайнам Закона!"
И тут Яков понял, что в зале появился ещё один голос -- голос ненавистного ему Оззи.
Леонард не мог открыть всего, что знал перед другими хранителями. Он не рассказал, что перед самой смертью жена Анасиса приходила к нему. Тому, что он услышал от неё, не было доказательств, но он очень хорошо запомнил тот день и почти каждое слово из её несвязной речи. Наверное, он и рад был бы списать всё услышанное на свою болезнь, но совесть ему этого не позволила. Да, легко можно было всё свалить на бред, основания к тому имелись -- Леонард тогда хворал, отсиживался дома с высокой температурой и поэтому на собрание хранителей, посвящённое очередному возглашению Закона, пойти не мог. Маленький Оззи отсутствовал вместе с Роном.
-- Так я и знала, что ты дома, хоть и хранитель! -- заявила Софья с порога.
-- Да, Софи, болею, зима разыгралась не на шутку, когда мы с Александром проверяли рыбные промыслы. Меня вот продуло!
-- А нас -- нет, а нас -- нет, а нас -- нет! -- вдруг запричитала жена Анасиса, взяла со стола хлебный нож и начала что-то сосредоточенно вырезать на деревянной поверхности. -- А не дует у нас, а не дует! И в Совете не дует, и у муженька моего, вот!
Леонард, у которого голова и так шла кругом, промолчал, не зная, что ответить. Душевное нездоровье супруги Главного хранителя было слишком очевидно.
-- А хорошо-хорошо-хорошо, что ты туда не пошёл! -- воскликнула Софья и вдруг запела: "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на седалище губителей не седе"!
-- Что это ты поёшь, Софи? -- произнёс Леонард, чтобы хоть что-то сказать.
-- А это меня мама научила! Она много пела, она много знала! Мама сказала, что это псалом!
-- А что же это такое: псалом?
Почему-то Софья обиделась: как ребёнок надула губы и отвернулась.
Потом, помолчав и глядя в одну точку, так и не повернув головы, проговорила:
-- Он часто говорит по ночам!
-- Кто? -- не понял Леонард.
-- Он -- это мой муж! Он говорит по ночам! Он часто говорит по ночам!
-- Ну и что, Софи! Что в этом страшного? Такое бывает со многими!
-- Он-он-он! Он предал Закон, это правда-правда! Он изменил Закон! Это правда! Это такая страшная правда! Нет ничего хуже правды, страшной правды! Нет ничего страшней настоящей правды! Как жить с этим? Как можно с правдой жить?
Острием ножа она успела исцарапать весь стол, но Леонард побоялся остановить её, потому что хотел выслушать до конца. Но больше жена Анасиса ничего не сказала, бросила нож и ушла. Леонард не стал догонять её, а когда следующим утром температура спала и голова перестала болеть, он обнаружил, что поверхность стола изрезана Софьей не бездумно. С помощью ножа стол был исписан цитатами из отдельных положений Закона. Только вот выглядели они не совсем так, как Леонард привык слышать или читать в самом Законе. Точнее, в составленной Анасисом копии. Леонард тогда разобрал стол и убрал столешницу в подвал, загородив каким-то хламом. Там эта столешница, скорее всего, и должна храниться. Но вряд ли её можно использовать на суде в качестве доказательства. Правда, имелся у Леонарда ещё один козырь, которым, впрочем, он тоже воспользоваться не успел, потому что центральные двери с громким скрипом распахнулись и в зал ворвался отбивающийся от стражи Оззи.
В первое мгновение Леонард не сразу узнал его: изодранная грязная одежда, всклоченные волосы, исцарапанное чумазое лицо.
ГЛАВА СОРОК
ПЕРВАЯ
ПАНИКА ДЕОРЫ
Обнаружив отсутствие и Якова и Скунса, Деора сперва сильно удивилась. Сыночка своего она считала трусливым увальнем, ни на какие решительные поступки не способным, так что мысль о том, что он мог направиться во Дворец Советов, не сразу пришла ей в голову. Но когда она перебрала все возможные варианты действий Якова и просчитала единственно возможный, её охватило такое душевное смятение, какого она не испытывала уже давно. Неужели её единственное чадо решило натравить Скунса на членов Совета?! Даже, если пострадает только Леонард, тот факт, что Яков использовал в своих целях мутанта, может привести к смертному приговору. А ведь спущенный с цепи Скунс вряд ли одним Леонардом ограничится.