Выбрать главу

   Погода тем временем разгулялась: недавний сумрак развеялся и освежающий ветерок гнал лёгкие облака. Всё, казалось бы, предвещало тёплую и солнечную осень. Впрочем, послевоенная погода была очень неустойчива, и никогда нельзя было поручиться, что безветрие не сменится ураганом, а светлый лёгкий дождь не превратится в сокрушительную грозу. Правда, за время своих наблюдений, Магирус заметил, что большинство стихийных бедствий, как правило, вообще обходят Эллизор стороной или, по крайней мере, не делают его своим эпицентром. Возможностей найти научное объяснение этому феномену у Магируса не было. Довоенная, "чистая" наука осталась в прошлом, не без помощи, так сказать, собственных же достижений, которыми так гордилась. И скажите, чем теперь заниматься настоящему учёному? Сосредоточиться на вещах прикладных, сиюминутных, обеспечивающих выживание? Отложить на будущее задачу всестороннего осмысления человеческого бытия? Хотя какое там осмысление, если неизвестно, что теперь происходит с миром, нет постоянных наблюдений, нет и анализа, да нет и стандартов для этих самых наблюдений?!

   Отсутствует научная картина мира как таковая! Когда-то, при том же Ньютоне или Галилее эта картина была! Была и при Эйнштейне! А вот при Магирусе -- уже нет! Просто досадно, мало того, при такой плачевной картине, точнее, опять же при отсутствии оной поневоле возникает мысль: а существует ли мир вообще? Не имеем ли мы перед собой лишь разрозненные хаотичные явления, которые в конечном счёте никакого цельного мира и не являют, а всего лишь транслируют в наше сознание чудом уцелевшие проекции прошлого? Хе-хе... Однако ж этот Оззи явно неспроста решил держаться в стороне от хороших дорог.

   Больше всего Магируса интересовало, что там за груз на этой тележке. Незаметно приблизиться и рассмотреть, что там везут, никак не получалось. Занимало Магируса и то, что здесь, вдали от населённых пунктов он ещё не встретил ни одной дикой собаки и, что ещё лучше, ни одного мутанта. Этот факт наводил на размышления. Но эти размышления, всё равно были бесплодны: к тем же мутантам и не с чем было подступиться! Нет инструмента и нет критериев, которые позволили бы понять, что в поведение какого-нибудь там "волконоса переменчивого насупленного" является предсказуемым, стереотипным, а что -- отклонением от правил... Если эти правила у волконоса вообще есть! Так и сегодня: нет на пути мутантов и хорошо! Но это ещё не значит, что через неделю здесь не окажется целая их популяция, решившая, что пора по осени открыть брачный сезон...

   Сигнал в маленьком наушнике Магируса заметно усилился, так что тот вынужденно спешился и, ведя ослика под уздцы, взял чуть выше тропы -- на пригорок, заросший высоким, но не очень густым кустарником. Точно! Те, за кем он следовал, решили остановиться на ночлег: чуть ниже, в небольшой долине, которая с одной стороны изобиловала причудливыми валунами и скальными образованиями, а с другой -- граничила с целой серией небольших озер. Магирус огляделся в поисках безопасного места для ночлега и приметил подходящую расщелину. Там он вполне мог поместиться вместе с Зукко, а с краю можно было установить ультразвуковой отпугиватель, сконструированный лично Магирусом. Всякие рода мутанты и прочее опасное зверьё должны были, согласно его расчётам, обходить место их ночлега стороной.

   Подвал собственного дома потряс Якова до глубины души.

   Может быть, он и предполагал увидеть нечто подобное, но увиденное превзошло все его ожидания. Тёмное пространство, лишь кое-где освещённое масляными лампами, было заполнено столь странными предметами, что Яков понял -- подозрения его оправдались! -- мать занималась колдовством. Открытие это безумно напугало Якова. Всё увиденное входило в прямое противоречие с Законом, поскольку каждому известно, что заниматься магией в Эллизоре запрещено под страхом смертной казни.

   Пока Деора волокла сына в дальний конец сумрачного помещения, Яков успел разглядеть страшные головы-маски на стенах, кинжалы, щипцы, иглы, пучки сухих трав, чучела птиц и оскаленных животных, а также множество склянок с разноцветными жидкостями. Кроме того, в подвале имелись два закопчённых очага с вертелами и большими котлами. Дымоходы от очагов уходили куда-то вверх, как видно, в общую систему отопления дома. Яков живо представил, как варятся или коптятся на огне этих зловещих очагов части человеческих тел, и чуть не завыл от ужаса. Никаких оснований связывать колдовские практики с людоедством у него не было, но человеческая фантазия предела не имеет, а уж фантазии перепуганного подростка тем более.

   Нельзя сказать, что Якова когда-либо интересовала магия. Но если каждый день твоей жизни подобен предыдущему, если мир вокруг нестерпимо скучен, то рано или поздно возникает желание чего-то иного, пусть ужасного, но иного. Яков томился, сам не понимая причин этого томления. И вот, оказывается, другой мир был совсем рядом, родная мать скрывает в подвале целую область непознанного.

   Потрясение оказалось слишком велико для Якова.

   Но ещё большее испытание ожидало его в подвальном закутке, который замыкала небольшая дверь. За дверью открывалось взору некое подобие свинарника с обитыми листовым железом стенами и дверью-решёткой с толстыми металлическими прутьями. Точнее, это был не свинарник, а крысятник. За решёткой принюхивалась к вошедшим огромная необычного вида серая саблезубая крыса-мутант.

   Вероятно, при виде мутанта Яков от страха потерял сознание, потому что следующим его впечатлением были пощёчины, которыми мать привела его в чувство.

   -- Не бойся, -- сказала Деора, -- Скунс своих не трогает!

   Легко сказать! Может быть, Скунс и впрямь миролюбивый мутант, но от этого его огромные клыки не становятся меньше, а ядовитая слюна не перестаёт быть смертельной для человека.

   -- Да, кстати, -- сказала Деора, -- у тебя есть что-нибудь из вещёй этого несносного Оззи?

   Яков вспомнил, что у него осталась стрела от арбалета, с помощью которой Оззи проверял недавно ловкость своего приятеля. Деора сказала, что сама найдёт стрелу, и оставила сына наедине со Скунсом. Не исключено, что она опасалась: не даст ли Яков дёру подальше от дома. Нет, уж лучше бы он сам сбегал за стрелой: пусть Скунс и заперт в своём крысятнике, но, оставшись наедине с мутантом, Яков некстати задумался. Задумался о том, почему все считают его трусом. Да, конечно, он слабее своих приятелей и не рвется навстречу опасности, подобно Оззи. Но никто даже не пытался разобраться в мотивах его поступков, в причинах его страхов. Наградили презрительным словом "трус", справедливо с их точки зрения наградили. Только у них своё понимание справедливости, а у него, Якова, своё. Им нравится унижать его. Ну что ж, посмотрим...

   Скунс опять завозился в клетке, и Якову показалось, что мутант с особенным любопытством принюхивается к нему. Тот, и в самом деле, попытался просунуть свой нос между прутьев дверцы и громко сопел. Когда Деора вернулась со стрелой Оззи, её сын находился в каком-то ступоре. Он сидел напротив загона и что-то медленно шептал. Возможно, если бы Деора в тот момент обратила на сына больше внимания, то в будущем они смогли бы избежать серьёзных неприятностей. Но Деора не имела склонности замечать в собственном сыне нюансы, связанные с развитием и становлением его характера. Поэтому она просто привела Якова в чувство лёгким подзатыльником, открыла загон с мутантом и вывела оттуда Скунса.

   Минуту назад Яков, глядя на мутанта, испытывал странное и ранее неведомое чувство, которое, возможно, не имело к Скунсу прямого отношения и было вызвано событиями последних дней: историей с Чужестранцем, ссорой с Оззи, допросом у Анасиса и открытием магического материнского подвала с живым мутантом. И как будто чёрный провал разверзся перед Яковом, а он, хоть и не был готов к крутому повороту судьбы, тем не менее ощутил упоение и восторг той самой "бездны мрачной", которая и задолго до него оказывалась искусительной для многих людей. Естественно, в тот момент Яков не мог всё это осознать, а тем более (для себя же!) сформулировать, но на самом деле он уже попался на крючок определённой разрушительной силы, по сравнению с которой все внешние магические манипуляции -- сущий пустяк.