Миолин не особо доверял людям, он терялся от их непредсказуемости, горячности и той страстности и азарта, с которыми они брались за любое новое предприятие. Люди не знали ни сдержанности, ни меры в своих действиях. Они воевали в союзе с эльфами против орков Рахтора так же самоотверженно и неистово, как утраивали свои буйные пиры и праздники, нередко заканчивавшиеся драками. Именно люди превратили некогда полупустые и тихие таверны Эриона в тёмные, пропитанные хмелем и гарью места сбора жадных до эля и вина разгильдяев и блудливых девиц, как называл Миолин разряженных в яркие платья до колен эльфиек, которые выплясывали на дубовых столах. Напитки людей были крепче, дома тяжелее, развлечения более шумные, а от их диких обычаев у советника порой стыла кровь в жилах. Одна охота чего стоила, а уж про турниры, которые люди время от времени устраивали на центральной площади Борга, и говорить не хотелось. Миолин морщился и скалился от одной мысли, что такие отвратительные создания, как люди, живут бок о бок с эльфами и отравляют сердца жителей его королевства.
Не удивительно, что когда Эфистиль объявил людям войну, обвинив их в предательстве, советник всей душой был на стороне короля, и даже сам уговорил некоторых из правителей союзных эльфийских государств поддержать предложение Эфистиля и закрыть для людей все порталы в тринадцатое измерение. Одна лишь Синуэль была против этой затеи, но юная прорицательница подчинилась воли короля. Миолин нисколько не расстроился, когда Эфистиль прогнал эльфийку со двора.
— Так даже лучше, — говорил он тогда королю. — Она имеет слишком большое влияние на Элиона. Недоставало ещё, чтобы он нахватался от неё этой любви к людям, — советник сплюнул. — Не нужно ему ничего знать. Ты правильно сделал. А Хроники мы поправим. Ни следа людей, ни памяти о них не останется на нашей земле.
Эфистиль кивал, соглашаясь с советником. Он не хотел больше ничего и слышать о людях. Зная, что советник искоренит детское любопытство Элиона и прекратит эти назойливые расспросы, Эфистиль отдал сына в обучение Миолину.
Так советник с малых лет принца стал его наставником. Немногословный, требовательный и строгий, Миолин учил Элиона истории, политике и дипломатии, хорошим манерам, такту и сдержанности. Особенно сдержанности, как неотъемлемой черте любого эльфийского короля.
Миолин был невысокого роста, но его прямая, словно струна арфы, осанка и слегка вздёрнутый подбородок придавали его фигуре важный и строгий вид. В детстве Элиону казалось, что у советника за спиной, под полами серого плаща, привязана длинная деревянная трость, и оттого такая прямая и несгибаемая осанка. Миолин даже королю кланялся всем телом. Взгляд его чёрных глубоко посаженных глаз наводил на принца трепет. Элион даже побаивался Миолина, такими строгими и холодными казались ему глаза эльфа, пристально следившие за принцем из-под густых пепельных бровей, пока тот старательно переписывал главы из пыльной книги Хроник Эриона, сидя за столом в кабинете отца. Казалось, что Миолин всегда был седым и строгим, с аккуратно зачёсанными на затылок волосами, такими же густыми и пепельными, как и его брови.
Элион никак не мог угадать его возраст. Он знал, что Миолин служил советником ещё при его деде, короле Эсноларе, и считал его старым, даже по эльфийским меркам. Но острый, цепкий и живой взгляд советника и его моложавое и худое лицо, на котором лишь изредка появлялись морщины недовольства или глубокой задумчивости, говорили принцу о том, что несмотря на свой возраст, советник был всё так же полон сил и энергии, как и в дни своей юности. Серый и серьёзный, даже немного мрачный, Миолин энергичной поступью шагал по коридорам дворца, странным образом бесшумно возникая за спиной молодого принца всякий раз, как тот задумывал шалость, и с неодобрением одаривал его долгим тяжёлым взглядом.