Далеко за всеми собравшимися и поклоняющимися сонмами живых существ, в арке, поднималось огромное окно, края которого были украшены тайными рунами — через него Люцифер мог видеть все свое королевство ужаса.
Трижды Ахерон содрогнулся от основания до верхушки самой высокой башни, от одного края до другого, трижды музыка поднималась до немыслимых высот: верхушки трех башен показались над волнами, одна за другой.
Через окно, как через глаза стервятника, парящего высоко в небе, Люцифер смотрел на поднимающиеся из пенящейся воды башни, на потоки воды, бегущие из окон и ворот, льющиеся с карнизов и навесных бойниц могучих бастионов. Верхние дворы превратились в озера; улицы, лестницы и мосты самой высокой цитадели стали реками, ручьями и акведуками.
Люцифер поднял свой скипетр, и наступило молчание. В Ахероне стало бы совсем тихо, если бы из Дома Несчастья не доносились стоны пытаемых узников.
Потом океан раздался и отхлынул прочь от высоких черных стен внутренней цитадели. Четыре башни внешней цитадели взлетели наверх, пробили задрожавший занавес поверхности воды и коснулись воздуха. С ужасающим ревом, опрокинув на пол весь его двор, морская вода ринулась из зала.
Люцифер встал на ноги, с его лба слетел один единственный луч света, превративший всю воду в зале для приемов в лед, замерзшие волны холмами и горами собрались около его трона.
Он кивнул, и далекое окно, не открывавшееся больше тысячи лет, открылось.
В окно Люцифер увидел огромный пустой океан, лежавший под лишенным солнца небом, в котором плавали только айсберги, оторвавшиеся от черных стен Ахерона. Холод башен пронзил небо, пошел снег.
Люцифер посмотрел на летевшее в небе огромное темное тело, заслонившее солнце. И засмеялся.
Он вздохнул воздух земли, и его грудь расширилась.
— Время пришло, — сказал он.
IX
Прометей висел в цепях на склоне горы, каждая мышца его истерзанного голого тела ныла от невероятной боли, которая мучила его, пока он медленно восстанавливал сам себя. Он видел, как солнце внезапно исчезло, появившаяся полная луна потемнела, и понял, что ночь пала на весь мир.
Тем не менее на его лице не было ни страха, ни боли или неуверенности, но безмятежная решительность.
Он поднял пронзенную болью голову и стряхнул сосульки из замерзшего пота, висевшие на его длинных спутанных волосах. Совсем легкое движение, но кровавые куски льда зашевелились внутри раны на боку, и он содрогнулся от боли, раскаленной иглой пронзившей все его тело. Потом сузил глаза и взглянул вдаль.
И увидел, далеко, летящую над ледяными пиками гранитных гор девушку, которую вела тень ворона, девушку в цветущей одежде, с жезлом правды в одной руке, и ключом к миру снов в другой. За ней летел юный маг на сон-лошадке, с луком, свет стрелы его лука уже вылечил шрамы от его битвы со стервятником небес.
И Прометей улыбнулся.
— Время пришло, — сказал он.
X
Азраил де Грей Уэйлок лежал ничком на краю ледяного карниза высоко на утесе, глядя сверху на темнеющий мир. Он слегка подался вперед, и его лицо исказилось, как от боли. В нескольких футах от его вытянутой руки, совсем близко от умоляющих пальцев, стояла маленькая жестокая птичка, с черно-синим опереньем и блестящими глазами, дербник.
Волшебник прополз еще немного, извиваясь как червь, лед под ним, скользкий и рыхлый, опасно затрещал. Он знал, что если двинется вперед еще на дюйм, или полдюйма, лед не выдержит, и он полетит в пропасть, ударяясь о каменные склоны утеса.
Дербник презрительно взглянул на него и отпрыгнул еще на несколько дюймов.
— Не улетай от меня, — прошептал Азраил. — Не презирай меня.
Он пополз вперед. Лед затрещал еще сильнее.
Дербник отпрыгнул еще на несколько дюймов, взъерошил перья и приготовился взлететь.
— Подожди! — взмолился Азраил де Грей Уэйлок. — Я гнался за тобой в просторах высшего неба, там, где нет воздуха, гнался по лицу Земли, летел со скоростью мысли, промчался над раскаленными пустынями, замерзшими ледниками и солеными морями. И сейчас, так близко! Почему ты всегда улетаешь от меня? Почему ты так презираешь меня?
Птица заговорила голосом, как две капли воды похожим на голос Азраила:
— Я не более чем твое зеркало, раб Ахерона. Спроси себя, почему ты презираешь сам себя, и узнаешь мой ответ.