Пролог
Что-то пошло не так. Или таков был план? Десять минут. Десяти минут ему не хватило... Если бы сумка не "зазвенела" на Добрынинской... Если бы не "бдительные" менты-полицмены, чтоб они были здоровы... Если бы его вагон оказался на «Ленинском» на десять минут раньше... Он бы выскользнул из южного выхода нелюбимой, но ближайшей к дому станции метро, доковылял бы до Юрки-железяки, но уже не успел бы свернуть на родную улицу... Световой импульс обратил бы его тушку и баул, под завязку забитый армейским хабаром, прикупленным по случаю в российской глубинке у отставного прапора, в тень на асфальте. Взрывная волна смела бы его прах к отчему дому, а на обратном пути развеяла бы над руинами Площади Гагарина, выкорчеванными растениями и рассыпавшимися павильончиками Нескучного сада... Но сумка «зазвенела», на Ленинский он приехал за пять минут до закрытия гермы, да еще и застрял в вагоне на пару минут... А наверху что-то пошло не так. Натовцы налажали? Вояки проявили профессионализм? Неважно. Главное, что Москва, обратившись в обожженный радиацией ад, не уподобилась большой стеклянной тарелке от Кремля до МКАДа, а он схоронился в склепе, известном ранее как московское метро. Cхоронился? Нет, не схоронился, а застрял, схлопотал пожизненный срок. * * * Прошло двадцать два года. На смену первым вертухаям - радиации и «дикарям» - пришли ужасный климат и мутанты. «Дикари» - обезумевшие от голода и предсмертных мучений, ослепленные, облученные, оглушенные, потерянные люди, встретившие апокалипсис на поверхности, в подвалах, переходах или небольших устаревших и необустроенных убежищах. «Дикари» - простой и хлесткий ярлык, дистанцирующий, возвышающий подземных над поверхностными, облегчающий муки совести после отстрелов и зачисток и так вымирающих конкурентов в борьбе за еду и снаряжение. Можно подумать, что счастливчики, осевшие в метро, сохранили больше примет цивилизации. Деньги и даже золото утратили ценность, силу, власть. Любовь, совесть и честь стали роскошью. Востребованы лишь инстинкты, рефлексы, быстрота реакции и стволы с патронами, особо ценны выносливость и стойкость, интуиция и пространственная ориентация не на плоскости, а в объеме, в трех измерениях, стало важно учитывать, чувствовать, нет, не только привычную на поверхности высоту, а глубину. Сбрось верхнего, спихни ближнего, подомни нижнего. C'est La Vie. Мусорный ветер мел круглые сутки по растрескавшимся и облупившимся проспектам, улицам и переулкам зараженные мусор, прах, пепел, частички асфальта, бетона, грунта, кирпича, штукатурки. Солнце выжигало, дожди вымывали, снега заносили, морозы выстуживали, мутанты прогрессировали, расширяя ареалы охоты и меню, а человеки... А человеки цеплялись за жизнь. * * * Потихоньку быт наладился. Старику, теперь уже старику (доживал седьмой десяток), опять свезло. Он же встретил апокалипсис дома, на малой родине, родные стены помогли, укрыли, дали воду, еду, оружие, транспорт и новое ремесло, верных друзей и даже жену. Хороший дом, любящая жена, верные друзья, что еще надо, чтобы встретить старость? Рядом не было детей. На «Гагаринской» совсем не было детей. * * * Станция «Ленинский проспект» - сердце «Гагаринской», пуповина, связывающая с метро, в ХХ-ом веке была далеко не лучшим местом, чтобы укрываться от радиации. Ущербная хрущебная сороконожка длиной сто шестьдесят метров, заглубленная всего на полтора десятка метров, к тому же над ней располагался глубокий овраг, по которому проходили рельсы МКЖД, а прямо за южным выходом расстилался еще один большой овраг, таким образом, ни значительная часть платформы, ни несколько сотен метров туннелей, уходящих на юг в сторону «Академической», не имели даже столь ничтожной защиты от проникающей радиации, как десять-пятнадцать метров грунта, а радиационный фон мог легко превысить предельно допустимый уровень. К счастью к началу XXI века Площадь Гагарина пересекло Третье транспортное кольцо. Его бетонные конструкции образовали два автомобильных туннеля площадью около 20000 квадратных метров каждый, железнодорожный туннель - 11000 квадратных метров, подземные гаражи - около 70000 квадратных метров, а главное они накрыли станцию толстыми слоями бетона. К сожалению, в момент апокалипсиса никто не удосужился загерметизировать ни автомобильные, ни железнодорожный туннели, и потребовались значительные усилия и жертвы, а главное годы, чтобы прекратить поступление в них зараженного воздуха и содержащихся в нем зараженных частиц грунта, пыли и мусора, потом провести дезактивацию и дегазацию. Овраг же за южным выходом станции постепенно заполнился студнем - самым страшным и коварным врагом людей, неизвестно откуда появляющимся и куда исчезающим. Его нельзя застрелить, взорвать, отравить, рассечь клинком, выжечь огнем, обладая самыми опасными свойствами жидкостей, под которые часто маскируется, студень представляет собой живой, кажется, разумный организм, состоящий сплошь из киселеподобного желудочного сока, напоминающий желудок без видимых оболочки и связи с другими органами, соприкосновение с ним вызывает такие поражения кожи, которых не бывает даже от плавиковой кислоты. Но наблюдения показали, что он, с легкость разъедающий металлы и любую органику, в том числе резину и пластик, не может проникнуть ни через грунт, ни бетон, ни кирпич, ни асфальт, то есть им можно управлять с помощью дамб, насыпей, запруд и каналов, при этом старательно и активно поглощает радиацию, создает непробиваемый защитный слой, дезактивируя близлежащие окрестности. Таким образом, через восемь лет после апокалипсиса маленькая слабозащищенная станция (площадью около 1500 квадратных метров) получила довольно внушительную бетонно-воздушную герметично закупоренную подушку безопасности сверху и кисельно-болотистый щит для южных туннелей, что позволило нормализовать радиационный фон, и дало людям шанс освоить громадный лабиринт помещений ТТК и МКЖД (более 120000 квадратных метров), чем укрывшиеся там люди и воспользовались, создав Гагаринскую агломерацию. Но было поздно. Первые попытки аборигенов Гагаринской обзавестись потомством заканчивались плачевно. Многих сразило бесплодие, нередки были выкидыши. Участь же «счастливчиков», удачно зачавших и выносивших детей, была не более завидной, часто роженицы умирали, производили на свет мутантов или бесформенные куски мяса. Повивальные бабки неустанно молились, чтобы уродливые новорожденные не открыли глаза и не подали голос, а порой и придушивали подобных младенцев, но даже с виду здоровые дети не приносили родителям радости, чахли на глазах и умирали, не дожив до пяти лет. Многие родители сходили с ума, отчаивались, вешались, рушились семьи, в надежде на лучшую долю организованными группами или поодиночке покидали станцию. Старик вывернулся и из этих жерновов судьбы. Не смотря на уже тогда преклонный возраст (полтинник был на носу), сталкерский удел и высокий фон на станции, он не потерял способности зачать здорового ребенка, даже с голодухи и от безысходности приторговывал этим своим даром, в результате чего не знал достоверно, сколько у него детей. Его жена рожала трижды, вынашивая детей на более чистых и защищенных станциях, но и она не знала точно, сколько детей родила, так как, благодаря физиологическим особенностям или стараниям врачей, которые приторговывали здоровенькими малышами, во время родов теряла сознание. Трюк был хорошо отработан. Если рождалось больше одного младенца, то у роженицы еще был шанс унести из роддома хоть одного своего ребенка, но нередки были подмены, а иногда могли подсунуть и чужой трупик. Возможность же контролировать перемещение врачей и другого медперсонала у дверей родильной палаты при первых родах, а тем паче присутствие на вторых стоило старику больших денег, но обстоятельства сложились так, что ни один из детей так и не попал на родную станцию. Во время третьих родов старик вообще никак не мог оказаться рядом с женой, в результате катастрофы у МГУ он балансировал между жизнью и смертью в полном беспамятстве с почти стопроцентными лучевыми ожогами тела и конечностей без какой-либо эффективной помощи на самой грязной шконке в самом глухом углу госпиталя на Спортивной, жена же, родив двух девочек и оставив их на попечение госпиталя, отправилась искать его по лабиринтам метро, но одна из врачих похитила младших дочерей и скрылась в неизвестном направлении. В результате, произведя на свет двух сыновей и пять дочерей, старик имел достоверную информацию лишь о трех своих законно- и естественно-рожденных детях, следы же остальных отыскать пока не удалось, что уж говорить о байстрюках и суррогатных отпрысках, если даже старшую дочь, которую жене удалось понянчить и покормить грудью пару месяцев, пришлось отдать на удочерение... Вот с таким грузом старик и жил последние двадцать лет своей жизни.