1.2.1.2. Эмма Был карцер. Хлеб-вода, в смысле сухари, странно, что без плесени. Когда повели коридорчиком, решила, что стенку погрязнее ищут или к мертвецкой поближе ведут... Но стены становились чище, потолки выше, а голова туманнее, о пустом желудке лучше помолчать, его трели заглушали шаги. Дверь, к которой ее привели, Лизка не разглядела, конвоир вежливо постучал, дождался ответа, аккуратно-церемонно препроводил внутрь. Щелкнул каблуками, «откланялся». - Ну, что, засыха, допрыгалась? - протявкал знакомый до боли голос. Эмма. Наставница-полковник прошлась перед носом, схватила за шкирняк, швырнула к сервировочному столику в углу. - Жри! До тебя голодной не достучишься даже перфоратором по темени. «Пир Богов? Или сон? Рай, а расстрел я прозевала? А может траванули чем?» - Лизка ломала голову до тех пор, пока Эмма не схватила вилку и не запихнула ей в рот кусок жареной свинины. Пришлось жевать. Рюмка вина. Пощечина. Процесс пошел. Умяв две порции генеральского мяса с комплексным гарниром, Лизка покинула предобморочное состояние и вернула себе способность соображать, но, чтобы встать в строй, нужен был еще хоть один волшебный пендаль. За Эммой не заржавело. Непрерывный поток мата, пощечин и инструкций-распоряжений обрушился на начавшую оживать стажерку-арестантку, под конец старая волчица больно ухватила Лизку за ухо и поволокла к незаметной дверце. - Заголяйся! - гаркнула Эмма. - Живо! Без лишних слов сорвала с замешкавшейся девицы обрывки формы и исподнее, втолкнула в комнатку, отделанную кафелем. «Приплыли, - подумала молча Лизка, - нахрен было девушку таскать-лохматить и по ухам ездить. Пристрели ли бы внизу и все». Но в углу комнатки стояла ванна, наполненная чистой теплой водой с густыми плотными облачками душистой пены, ловкий пинок направил шпионку-недоучку в ее объятья. Цепкие ухоженные пальцы старой садистки заломили руку, Лизка, изогнувшись, прижалась лицом к бортику ванны. Второй свободной рукой Эмма брезгливо ощупывала-оглаживала разочаровавшую ее ученицу, раздвинула ягодицы почище проктолога или гинеколога и уставилась на сокровенное, больно ухватила за надувшиеся соски. - Твое, сучка, счастье, что целку сберегла. - Помолчала, придавая особость моменту. - Рожа твоя породистая тебя наплаву держит, а то б... - спохватилась, что выдала лишнее, но слово не воробей. - Что застыла? Лезь в ванну! У тебя два часа. Время пошло! Стоило ли повторять дважды девчонке, выросшей в метро, дней десять, а может и больше не видевшей не то, что душа, а даже кувшина чистой воды? Может стоило сначала принять душ или присесть на биде, но кроме ванны не было ничего. Нет, Лизка не нырнула в ванну рыбкой, она аккуратненько погрузила в нее ноги, а потом соскользнула по бортику, до последней секунды ожидая ловушки, скрытой пышной пеной, кипяток или лед, маньяк, змея или кислота были вполне в духе Эммы. Корочки грязи, спекшейся крови и прочих своих и прилипших в камере выделения начали отмокать и отслаиваться. Броня, защищавшая сознание, тоже начала давать течь... Накатило, закружило. Час пролетел за миг. - Заснула, тварь? Ждешь, когда рабыни спинку потрут благородной? Мокрая мочалка, хлестнувшая по лицу, вернула в реальность из сказочного сна про детство. Подсознание Лизки не хотело терять шанс смыть минувшее, жаждало очищения и принялось драить тушку, тормашки, голову. Сознание же билось над парой глупых вопросов. Почему большую часть сна заняли не папа с мамой, а дед Мороз, еще добрый полковник, которого видела-то всего один раз, еще какая-то двуликая женщина-призрак? Полковник - странный знакомый родителей, явился в самый грустный день ее рождения, правда, его подарок - котелок с кружкой - да еще крысенок-кошелек от деда Мороза составляли основу ее личного имущества, но, что они оба по сравнению с родителями? А призрак вообще только отдаленно напомнил Марию Туннельную с фотки, всученной мамой, типа, защитница бродяг туннельных. С какого, мягко говоря, пениса Эмма записала ее в благородные и породистые? Отец - служащий, не простой, конечно, а бывший аспирант-политэконом, марксист, за что и ценился, но еврей из провинции, мама - училка музыки третьего сорта, травмировавшаяся балерина с Одессы, тоже не айс. Где тут порода? Где благородство-дворянство? В чем Эммин напряг? Кому и за что она мстит? Почему через меня? Не жидам же, загнанным под шконку? Или дяде Вите-генералу покойному? Или тетю Аллу хочет достать? За чем? Их давно списали. Да и через Севку проще... За что меня выделили из толпы и начали готовить к особому? Ведь были ж на предыдущих потоках девки покраше и ловчее, попородистей. Ангелина - шлюха пронырливая, кость белая, кровь голубая, блин, фюрера со штабными грохнула. Людка-блонда в элиту Ганзы просочилась, под сыночка одного из воротил легла. А я? Я чем подошла? Третий всплывший из ниоткуда вопрос заполонил собой все. Вот здесь и копай, дура! Разложи задание, профильтруй! Три! Промой до дыр! И Лизка начала с остервенением тереть пятки пемзой. Не уложилась она в два часа. Устав от ожидания Эмма вихрем влетела в ванную, выдернула пробку, схватила душ, вздернула Лизку за рыжие непокорные космы, окатила ледяной водой. Опять полезла рукой между ног. - ****у с жопой хорошенько промой! Мыла не жалей! Каждый день свою прэлесть надраивай! Чтоб как яйца кота блестела и благоухала! Лизка вытянулась по стойке смирно. «Есть ****у с жопой до блеска драить!» - Но, по-счастью, с уст это не сорвалось, а прозвучало лишь в ее голове. Руки же быстренько и старательно принялись за дело... Через двадцать минут Лизка, завернутая в пушистое полотенце, с тюрбаном на голове в одноразовых тапках топталась в кабинете перед столом, на котором ровной стопкой лежали едва ношенные полушерстяные гимнастерка без знаков различия, галифе и юбка, несколько видов колготок, носков, чулок и нижнего белья, пахнущих Эммиными духами, а рядышком стояли шикарные хромовые сапоги. Эмма подкралась со спины, сунула в руки офицерский пояс, деревянную кобуру-приклад, а на плечи Лизки накинула чуть потертую кожанку. Остолбенеть. Сбылась мечта идиотки! Лизка не знала никого из местных мажоров, не говоря о рядовых комсомольцах, кто бы ни мечтал о такой вещице. Даже самые бессеребряные и упоротые идеями братства и равенства комсорги глотали слюни завести, когда обладатели кожанок, поглаживая лацкан, сквозь зубы цедили: «Прапрадедова. В Гражданскую от нее пули отскакивали». Разумеется, это был новодел, по ходу китайский или монгольский, тиснутый со склада киностудии или театра, но... Лизка онемела и стояла, открыв рот. - Не благодари... Будешь беречь - ее тебе до смерти хватит, а то еще дочки и внучки донашивать будут. Маузер почисти и пристреляй, патроны на складе. Только сейчас до Лизки дошло, что кобура не пуста. Сто пудов патронов в обойме нет, или ствол забит, чтобы при первом выстреле его разорвало. Страхуется волчица, стоит в сторонке и руки шмотками будто связала, сверлит взглядом, но вроде удовлетворилась тем, что ученица не попыталась использовать шанс «отблагодарить» за науку. «Вот и меркуй, гнида, це зрада чи перемога... - зло хмыкнула про себя Лизка, не сменив обалделого выражения лица. - Не кинусь, не надейся! А за «науку» еще посчитаемся... Дай срок!» Ну, что ж? Раздача слонов закончена, классные обноски Эммы перекочевали в Лизкины цепкие лапки, одна беда - это въевшийся опостылевший за годы муштры запах в общем-то неплохих и когда-то дорогих, а ныне бесценных духов, омрачивший всю радость владения мажорскими цацками Красной линии. - Одевайся! Бери предписание и дуй к Лёве-Фене, получишь паек, патроны, пару хэбэшных комплектов, берцы на каждый день, ватник и т.п. Переночуешь у них, а сутра в станцком и в путь. Пароль для связи - патрон (подчиняешься) или гильза (командуешь) к Маузеру с крестом на боку. Лизка напялила хэбэшное белье и колготки, гимнастерку и галифе, все было на один размер великовато, «на вырост», но подходило по длине, Эмма была всего на сантиметр повыше, но ноги и руки у нее были чуть короче. Сапоги были бы идеальны, если надеть еще толстый носок или портянки, а на одни колготки чуть велики, небеда. Распутав тюрбан, Лизка напоследок потерла еще влажные волосы и застыла с растрепанной рыжей гривой, прикидывая, как лучше прибрать остальное имущество. - А, чуть не забыла, - Эмма вытащила из-под стола коричневый старомодный, но еще прочный армейский чемодан. Лизка отщелкнула замки, открыла крышку и чуть не зарыдала в голос... Внутри одиноко лежал алый шарф. Последний мамин подарок, связанный вручную из старых красных кофты и платья, длиннющий и широкий. Дочь берегла его, надевала в самые торжественные ил