акого, мягко говоря, пениса Эмма записала ее в благородные и породистые? Отец - служащий, не простой, конечно, а бывший аспирант-политэконом, марксист, за что и ценился, но еврей из провинции, мама - училка музыки третьего сорта, травмировавшаяся балерина с Одессы, тоже не айс. Где тут порода? Где благородство-дворянство? В чем Эммин напряг? Кому и за что она мстит? Почему через меня? Не жидам же, загнанным под шконку? Или дяде Вите-генералу покойному? Или тетю Аллу хочет достать? За чем? Их давно списали. Да и через Севку проще... За что меня выделили из толпы и начали готовить к особому? Ведь были ж на предыдущих потоках девки покраше и ловчее, попородистей. Ангелина - шлюха пронырливая, кость белая, кровь голубая, блин, фюрера со штабными грохнула. Людка-блонда в элиту Ганзы просочилась, под сыночка одного из воротил легла. А я? Я чем подошла? Третий всплывший из ниоткуда вопрос заполонил собой все. Вот здесь и копай, дура! Разложи задание, профильтруй! Три! Промой до дыр! И Лизка начала с остервенением тереть пятки пемзой. Не уложилась она в два часа. Устав от ожидания Эмма вихрем влетела в ванную, выдернула пробку, схватила душ, вздернула Лизку за рыжие непокорные космы, окатила ледяной водой. Опять полезла рукой между ног. - ****у с жопой хорошенько промой! Мыла не жалей! Каждый день свою прэлесть надраивай! Чтоб как яйца кота блестела и благоухала! Лизка вытянулась по стойке смирно. «Есть ****у с жопой до блеска драить!» - Но, по-счастью, с уст это не сорвалось, а прозвучало лишь в ее голове. Руки же быстренько и старательно принялись за дело... Через двадцать минут Лизка, завернутая в пушистое полотенце, с тюрбаном на голове в одноразовых тапках топталась в кабинете перед столом, на котором ровной стопкой лежали едва ношенные полушерстяные гимнастерка без знаков различия, галифе и юбка, несколько видов колготок, носков, чулок и нижнего белья, пахнущих Эммиными духами, а рядышком стояли шикарные хромовые сапоги. Эмма подкралась со спины, сунула в руки офицерский пояс, деревянную кобуру-приклад, а на плечи Лизки накинула чуть потертую кожанку. Остолбенеть. Сбылась мечта идиотки! Лизка не знала никого из местных мажоров, не говоря о рядовых комсомольцах, кто бы ни мечтал о такой вещице. Даже самые бессеребряные и упоротые идеями братства и равенства комсорги глотали слюни завести, когда обладатели кожанок, поглаживая лацкан, сквозь зубы цедили: «Прапрадедова. В Гражданскую от нее пули отскакивали». Разумеется, это был новодел, по ходу китайский или монгольский, тиснутый со склада киностудии или театра, но... Лизка онемела и стояла, открыв рот. - Не благодари... Будешь беречь - ее тебе до смерти хватит, а то еще дочки и внучки донашивать будут. Маузер почисти и пристреляй, патроны на складе. Только сейчас до Лизки дошло, что кобура не пуста. Сто пудов патронов в обойме нет, или ствол забит, чтобы при первом выстреле его разорвало. Страхуется волчица, стоит в сторонке и руки шмотками будто связала, сверлит взглядом, но вроде удовлетворилась тем, что ученица не попыталась использовать шанс «отблагодарить» за науку. «Вот и меркуй, гнида, це зрада чи перемога... - зло хмыкнула про себя Лизка, не сменив обалделого выражения лица. - Не кинусь, не надейся! А за «науку» еще посчитаемся... Дай срок!» Ну, что ж? Раздача слонов закончена, классные обноски Эммы перекочевали в Лизкины цепкие лапки, одна беда - это въевшийся опостылевший за годы муштры запах в общем-то неплохих и когда-то дорогих, а ныне бесценных духов, омрачивший всю радость владения мажорскими цацками Красной линии. - Одевайся! Бери предписание и дуй к Лёве-Фене, получишь паек, патроны, пару хэбэшных комплектов, берцы на каждый день, ватник и т.п. Переночуешь у них, а сутра в станцком и в путь. Пароль для связи - патрон (подчиняешься) или гильза (командуешь) к Маузеру с крестом на боку. Лизка напялила хэбэшное белье и колготки, гимнастерку и галифе, все было на один размер великовато, «на вырост», но подходило по длине, Эмма была всего на сантиметр повыше, но ноги и руки у нее были чуть короче. Сапоги были бы идеальны, если надеть еще толстый носок или портянки, а на одни колготки чуть велики, небеда. Распутав тюрбан, Лизка напоследок потерла еще влажные волосы и застыла с растрепанной рыжей гривой, прикидывая, как лучше прибрать остальное имущество. - А, чуть не забыла, - Эмма вытащила из-под стола коричневый старомодный, но еще прочный армейский чемодан. Лизка отщелкнула замки, открыла крышку и чуть не зарыдала в голос... Внутри одиноко лежал алый шарф. Последний мамин подарок, связанный вручную из старых красных кофты и платья, длиннющий и широкий. Дочь берегла его, надевала в самые торжественные или грустные дни, считала утерянным навсегда в той драке с тюремщицами, но он вернулся к ней! Подхватила его двумя руками, уткнулась лицом, прижала к груди, по телу побежало забытое уютное тепло, будто мама обняла и чмокнула в щеку. Под шарфом обнаружились Крыся (кошель-спаситель) и любимые котелок и кружка в меховых чехлах - подарки Деда Мороза и доброго полковника, солидная старая костяная вошегонялка - мамина или даже бабушкина расческа, унесенная из разоренного энкавэдэшниками дома, и странный кожаный чехол. Лизка, не выпуская из рук шарфа, подняла незнакомую вещицу, тяжеленький, открыла крышку, внутри лежали столовая и чайная ложки, нож и вилка. Старинная работа, не столовковский штампованно-гнутый алюминий, а внушительные с червлеными завитушками приборы благородно отливали светло-серым, кидали блики. - Серебро, конфискат, - тявкнула Эмма. - Мажорские понты. Помой-почисти, но до встречи с объектом не свети. Нож не вздумай точить! Лизка кивнула, аккуратненько положила на стол шарф и чехол, схватила фамильную расческу и начала расчесывать непослушные волосы, не обнаружив ни заколок, ни головных уборов, набросила на голову и шею любимый шарф. Упаковав в чемодан вновь обретенное и вернувшееся из небытия драгоценное имущество, натянула кожанку, пристроила кобуру с маузером, подпоясалась новеньким ремнем. Эмма цокнула языком. Проблем-с подкрался незаметно. - Хорошо, что юбку с капроном не напялила, тогда бы и у импотентов встал. - Эмма замотала головой, ища решение. Открыла сейф, извлекла штамп с красной подушечкой. - Предписание. Лизка протянула уже упрятанный во внутренний карман листок. Эмма расписалась в левом верхнем углу и сверху плюхнула штамп. Вернула бумажку, обратившуюся путем простенькой манипуляции в конкретнейшую бумаженцию, которая навела бы ужас и на генерала. Лизка прочла алеющий сверху оттиск: «ОСОБОЕ». - Все. Прощаться не будем. Бегом к Лёве-Фене. Постарайся не попасться малахольным мажорам и прочей пьяни на глаза.