Под начало Антипатра передавался один из сирийских легионов, стоящий в Самарии, сбор подати в Иудее и сопредельных землях в пользу Великого Рима. Сама Иудея расширялась. Под руку Гиркана II, вновь именовавшегося теперь царем иудейским, а не этнархом, то есть под власть Антипатра, вернулась Галилея и некоторые прибрежные территории. Он получил право восстановить стены города Ерушалаима, разрушенные по приказу Помпея в тот черный год, когда Помпей вошел в Святая Святых Храма. Египетское золото оттягивало пояса. Караваны с пленниками и ослики с добычей, следовали за войском. Можно было возвращаться.
Но отец повернул влево от конопских ворот, к гавани, располагавшейся за казармами, где теперь квартировали римские легионы Цезаря.
– Нам нужно заехать к нашим единоверцам – объяснил он детям. Пусть люди пока едут домой. Через пару дней мы их нагоним.
– Зачем они нам? – бросил старший брат, Фасаэль – Они ничем не помогли нам в бою. Да и дел с ними у нас нет.
Отец удивленно и несколько огорченно посмотрел на сына, как на малыша, некстати обмочившего колыбель, но ответил:
– Почему они должны были нам помогать? Ведь это мы пришли к стенам их городов с оружием в руках. Они жили мирно и благополучно. А тут пришел римлянин, а за ним мы. Почему они должны были воевать за нас? Понимаешь, сын, у них тоже есть правда. Правда есть у каждого. Нельзя любить или ненавидеть человека за то, что у него другая правда. С ними нужно договариваться. Поэтому и ты, и твои братья будете вежливы и почтительны к людям, в доме которых мы заночуем. Хотя бы потому, что так хочу я, ваш отец. Да, к тому же, – продолжал он – кто сказал, что не помогли? Ты не знаешь, почему нам было известно все, что делалось в городе? Почему александрийцы легко дали Цезарю выйти из города, а нам в него легко войти?
Встреча прошла во внутреннем дворе богатого дома, над входом в который был изображен золотой семисвечник, менора. Их встречал старик с бритым лицом, одетый в богатую хламиду, заколотую на плече изящной серебряной брошью в форме цветка, инкрустированного крупным алым камнем. Отец церемонно поклонился ему, и они прошли в дальние комнаты. Слуги проводили братьев во внутренний дворик, где уже стояли ложа, покрытые дорогой тканью, а столы были уставлены разнообразной снедью, явно приготовленной в соответствии со строгими правилами Закона.
Возлежащий во главе стола мужчина в эллинском платье, но с лицом, украшенным иудейской бородой, прочел молитву и предложил присоединиться к трапезе. Юноши последовали его приглашению. За столом текла вежливая беседа ни о чем. Гости демонстрировали свою почтительность, хозяин – заботу и радушие. Отец и старик показались только часа через два, когда застолье уже начинало откровенно тяготить Герота. Оба были крайне довольны и всем видом показывали расположение и почтение друг к другу.
Рабы переменили столы. Вновь прозвучали привычные слова молитвы. Но потом… Гостям и хозяевам подали лохани для омовения, венки. На новых столах появилось неразбавленное вино, фрукты. Из-за боковых занавесей, прикрывающих вход в помещения для слуг, вышли музыканты. Иудейская трапеза превращалась в симпосий, греческий пир. Почему-то Героту это было не то, чтобы неприятно. Скорее, странно. Но он старался быть вежливым, начиная понимать ситуацию. Впрочем, пока держа понимание при себе. Братья выглядели гораздо более ошарашенными. В Ерушалаиме люди были или эллинами, или иудеями, обозначая тем самым свое отношение к миру и Закону. Здесь оно оказалось смешано в одном доме. Старик посмеивался над шутками Антипатра, да и над удивленным видом Фасаэля и Ферароса. С уважением и одобрением кивал уместным и почтительным фразам Герода.
Утром, когда они проезжали ворота, Герот спросил: Прости, отец! Теперь у нас будут дела с Александрией?
– Ты все правильно понял сын – улыбнулся отец.
Видя непонимание в глазах младшего, он снизошел до объяснения.
– Смотрите, – обратился он к сыновьям – Мы уже много лет водим караваны в Дамаск. Это хорошее дело. Купцы из страны Инд, продают нам пряности на берегу Красного моря по две серебряные драхмы. В Ерушалаиме платят уже по 3 драхмы. В Аскелоне за вес пряностей уже дают 5 драхм, а в Дамаске платят золотой, то есть двенадцать драхм. Конечно, не все караваны доходят. Но даже то, что доходит, позволяет нам есть свой хлеб, платить своим воинам, дарить украшения нашим женщинам, строить крепости и дороги, покупать покровительство и союзы. Вы все это знаете.