В Дамаске и в Тире купцы торгуют наши пряности уже за два десятка серебра. Но им этого мало. Они легко могут договориться и снизить нам цену. Больших кораблей, чтобы самим везти пряности в Элладу или Италию у нас нет, нет и гаваней, откуда они могли бы отплывать. Караваны в Иран, Пергам, Понт или Армению мы не водим. Потому будем вынуждены продавать товар за столько, за сколько захочет его купить торговец из Дамаска.
Совсем иной разговор пойдет, если часть товара будет уходить через Александрию. Александрийцам это выгодно. Набатеи к ним не ходят. Они должны доплачивать за наши товары купцам из Тира и Газы. Конечно, через какое-то время они тоже захотят уменьшить нашу долю. Но они будут знать про Дамаск. Поэтому не решатся. В Дамаске же будут знать про Александрию. И тоже остерегутся.
– Отец, но ведь мы никогда не водили сюда караваны. Наши люди не знают здешних дорог – сказал Фасаэль.
– А ты сам, что думаешь?
Фасаэль минуту помолчал: Думаю, что до Аскелона мы доберемся легко. Три дня пути и дорога известная. Там нас примут и разместят родичи. Оттуда еще неделя. Нет, наверное, две недели. Караваны идут медленно. Там можно сделать остановку в Газе. Оттуда уже не далеко. Да и дорога там хорошая. Есть вода. Можно пройти. Только охрана нужна. А еще лучше, заключить союз с кем-то из местных владык. А там уже Египет. Хотя, это, если вести караван из Ерушалаима. Но можно же и через Газу. Хотя это и не просто.
– Это мы и обсуждали с этнархом Александрии, – сказал отец.
– Отец, а почему им самим не возить ткани и пряности? – спросил младший брат.
– Их порт на Аравийском море маленький и неудобный. Кораблям пристать трудно. А в порту Эцион-Гевер, который эллины называют Эйлатом, на земле идумейцев, корабли пристают уже много веков. В Египет они везут только очень дорогие вещи. Кроме того, все, что поступает в порты Египта, становится собственностью царя и бога Птолемея. Он сам назначает того, кто будет этим торговать. А александрийским купцам это не очень нравится.
Александрия уже скрылась из виду. Они молча ехали по дороге вдоль моря. Нужно было как-то успеть выбраться из дельты до сумерек, когда из болот, окружавших столицу Птолемеев, вылетали тучи кровососущих насекомых, от которых не спасали ни пологи, ни дым костра.
– Отец, а зачем нам новые доходы? Разве нам чего-то не хватает? – внезапно прервал молчание самый младший брат, Ферарос.
– Хватает. Конечно, хватает, если говорить о том, что нужно человеку, как животному. Еда, питье, пещера, защита от холода, подруга, чтобы греть ложе. Но человек – не животное. Или не совсем животное. Когда Изначальный изгнал наших предков из Эдема, то дал им голод и страх. И это было не только наказание, но и огромное благо, как все, что исходит от Него. Голод заставляет человека двигаться, действовать.
Чтобы избавиться от голода, земледелец напрягает мышцы, взрыхляет землю, бросает зерно. Чтобы не голодать, пастух в буран спасает заблудившуюся овцу. Не спит, сторожа свое стадо, заботясь о нем. Чтобы есть досыта, купец ведет караван через пески и горы, выводит корабль в бушующее море. Это голод делает человека предприимчивым. Но он лишь средство. Средство для чего-то большего, чем пропитание. И здесь стоит вспомнить о страхе.
Он напоминает нам о Сущем, Изначальном. Он рождается вместе с маленьким человеком, как память о потерянном Эдеме, покое и довольстве. Потом, когда человек растет, возникает другой страх, уже не только за себя. Страх за близких и родных, страх не справиться с делом, за которое взялся.
– Это уже не страх, отец, – вновь подал голос Ферарос – Это ответственность. Разве нет?
– Конечно так, сын. Но ответственность тоже рождается из страха. Страх не сделать то, что должен, страх причинить боль и горе близким.
Солнце уже начинало клониться к закату. Со стороны моря дул ветерок, разгоняя духоту и комаров. Дельта заканчивалась. Показались руины Пелузия со следами пожара. Мертвецы уже нашли упокоение. Но земля еще помнила о недавней битве. То здесь, то там лежали сломанные копья, щиты. Осколки панцирей, клочки ткани. Смрад от засохшей крови еще не вполне выветрился из этого места.
Всадники молча проехали мимо крепости. Через какое-то время отец продолжил. Такие беседы были важной частью жизни их семьи. С раннего детства Антипатр, несмотря на постоянную занятость трудными играми взрослых мужчин и воинов, находил время, чтобы наставлять в жизни своих сыновей. Под сенью родного дома или на ночевках близь колодца в пустыне он делился с детьми тем, что знал и думал сам.