-И это правда?
-Если ты о моей ориентации, то да. Правда. Мне просто нравится переодеваться, мужчины меня не интересуют.
-Значит, Даны Сэдфилл никогда не существовало?
-Значит, не существовало меня? – блондин… господи, как же было неудобно думать «блондин» и глядеть в это лицо, с умело нанесенным макияжем… Блондин поднял взгляд. Если бы здесь был Лаари, со своими эмпатическими талантами, он бы мигом прояснил ситуацию для обоих. Но его не было, да и вряд ли бы участники беседы захотели бы прибегать к его услугам.
-Дэви – Фальче смотрел на красный огонек своей сигареты, зажатой между пальцев – Дэви никогда не лгала мне.
-Я никогда не лгал тебе. Дэви – это я. Дана – это я. Усако – это я. Эрина – это я. Мне много имен давали, но все это я. Признай, если бы я был мужчиной с таким характером, как у Дэви, это не имело бы и половины такого успеха, как женский образ.
-Зачем ты каждого просишь выбрать тебе имя?
-Я так собираю информацию. Если потом мои клиенты путают имена, значит, они общаются друг с другом. Это часть моей работы.
-Шпиона?
-Да. Я шпионю для ИПЭ четвертый год. И неплохо, должен заметить, шпионю.
-А что на твое занятие говорит твоя девушка?
-У меня нет девушки. Все мои девушки убегали, когда узнавали, чем я занимаюсь в свободное время. Хожу на скачки и притворяюсь слабым полом
-Это Дэви-то слабый пол?
-Не говори обо мне так, словно я – другой человек!
-Ты и есть другой человек. Я согласен был принять Дэви такой, какая она была, именно потому, что она не притворялась. Она была настоящей. Ты ведь не станешь утверждать, будто все то, что делает обычно Дэви, хотел бы делать и ты? Приставать ко всем подряд мужчинам, вызывающе-сексуально вести себя, танцевать на пилоне, ходить с жертвами обаяния Дэви на свидания… Это все – Дэви, а не ты.
-Намекаешь, что у меня раздвоение личности? Это я тоже слышал не раз…
-Если это не раздвоение, тогда обычная ложь. Ты, в отличие от Дэви, не интересуешься мужским полом и не станешь называть кого-то «дорогим», а…
-А тебе не приходило в голову, что этот человек мне действительно может быть дорог?! – Дана, выйдя из себя, едва не переломил мундштук, сжав его в руке. В этом человеке исчезли вся манерность и томность, пропала модельная походка с колыханием бедрами, пропали губы бантиком и хлопанье ресниц. И это было странно видеть – гламурную блондинку, которая стоит, широко по-мужски расставив ноги, ссутулившись, и зацепив большие пальцы обеих рук за шлевки микро-шортиков.
-Дорог просто как человек, без всякого?.. Разве мы плохо работали? Разве ты был мной недоволен? Разве от того, что я парень, а не девушка, мы не можем, как и раньше? У нас неплохо получалось. Даже капитан ан Аффите признал.
-Он знает о твоей… тайне?
-Никто не знает. Это сугубо секретная информация. Даже секретарь ИОО не в курсе, и не знаю, в курсе ли он сам.
-Кто же тогда знает?
-Сектор, занимающийся добычей информации. Там есть несколько чинов, кто имеет доступ к личным делам. Они знают, что я не то, чем кажусь.
-То, чем кажешься… Скажи, ты хочешь быть… тем, чем кажешься? Это – твое настоящее желание, или все же маска для вседозволенности?
-Я – то, что ты видишь
-Нет. Я вижу перед собой девушку, тогда как на самом деле это парень.
-Я же говорю, что мы – одно и то же…
-У Фальче и Дэви, самой невозможной из всех блондинок, могло быть общее будущее. Но у Фальче и Даны Сэдфилла, шпиона от ИПЭ – нет.
-Ты не хочешь иметь со мной никакого дела? – тихо переспросил блондин
-Я отношусь к любви серьезнее, чем сейчас принято. И я не признаю слов-заменителей. Сейчас не принято говорить «любовь», говорят «отношения» — – некромант упорно не глядел на собеседника. Он не мог видеть знакомое лицо с чуждым и непривычным выражением на нем. Поэтому изучал кипарисовую аллею чуть впереди них.
-Я не могу менять близких, как перчатки. Я не могу так менять женщин. Мне трудно с кем-то найти общий язык, но с Дэви мы нашли его, и так быстро. И я действительно готов был попробовать еще раз. Впервые за девять лет.
-Тебе от этого так… настолько больно?
-Иди спать, Дана. Напиши в отчете, что задание закончено. Амнезина не нужно.
-И ты ничего мне не скажешь?
-То, что я говорю, часто приводит к проблемам.
Агент Сэдфилл плавно развернулся, придерживая меха на груди. Ему предстояло пройти по отелю, а там могли быть нежданные свидетели. В считанные секунды Фальче пронаблюдал перевоплощение – тихий и неуверенный в себе молодой человек на глазах превратился в Дэви. Походка, манера держать голову, и даже жест, которым он не давал шубке распахнуться на его теле – это все было так картинно, так узнаваемо…
Ведьмак отвернулся. Заставил себя медленно курить и так же медленно дышать. Напомнил себе, что это задание агента Сэдфилла выполнено, а его собственное – еще нет. У него возник частный интерес в сложившейся ситуации. Поэтому надо докурить, подняться наверх, и поговорить с Атреем. И постараться выбросить из головы Дэви. Даже не думать в ту сторону. Слова «если бы» не раз разбивали жизни.
Жить дальше. Идти вперед. Немедленно. Иначе он точно сбрендит, пытаясь разобраться в непростой ситуации, и еще более непростом характере Даны.
Изменить все. Забыться за работой. Жить дальше… Надо просто жить дальше.
Он поднялся наверх, заставляя тело выполнять команды разума, как машина подчиняется программе. Перекинулся парой слов с Атреем, заставил себя сосредоточиться на теме беседы. В наступившем внезапно хаосе, в который в очередной раз превратился, казалось бы, неплохо знакомый мир, виднелся светлый проем, а над ним надпись «выход». Прямо перед ним. Уехать. Заняться, наконец, тем, чем он действительно хотел бы. Это будет надолго. Возможно, ему удастся перестать вслушиваться в каждый дробный перестук каблуков…
Он согласился на все. Подумал, и согласился. Пил кофе, уже немного остывший, и ждал, пока сектант сходит за всем необходимым. Однако, вопреки ожиданиям, напиток его не взбодрил, а наоборот, заставил видеть все словно бы в тумане. Он закрыл глаза, чувствуя, что засыпает, хотя и не совсем. Возможно, он все же спит, и видит сон – то, что его окружало, вполне сходило за таковой.
Японец вернулся через несколько минут. Придирчиво окинул взглядом задремавшего ведьмака, и приступил к своей работе. Правая рука некроманта была уложена, как требовалось, и сектант извлек из кармана тот самый пузырек, что нашел в столе, в здании, где произошло так много всего. Его содержимое – не здания, конечно, пузырька – он вылил в специальный резервуар. Занес иглу. Итак, первая буква – «а»…
Сон ему не нравился. Не нравилась сдавливающая тяжесть, и потеря ориентации во времени. Сколько он так сидел? Час, два? Сколько Атрей набивал три слова, сверяясь с потрепанной, старой с виду книгой?
На востоке уже появилась светлая полоса, а ветер, долетавший из открытого окна, стал свеж, когда тату была закончена.
-Закрой – каким-то чужим, глухим голосом произнес он
-Сейчас – отозвался сектант, складывая свои инструменты обратно. Удар вышел удивительно хлестким. Его силы хватило, чтобы худощавый, и намного более легкий японец оказался на полу. Он поднял взгляд, кажется, ничего не выражающий, и утер с подбородка кровь из разбитой губы
-Сейчас же – поправил все тот же чужой голос. А потом его тело встало с кресла. Он успел сонно удивиться – кажется, он не хотел ведь вставать? – но быстро позабыл об этом. Сон набирал обороты.
-Убери это и принеси лептоп – голос, кажется, совершенно точно знал, что делать – Пока я буду занят, соберешь кое-что
-Что? – равнодушно поинтересовался секатнт. Кажется, его ничуть не волновало то, что произошло. Да и то, что им командовали, как салагой-новобранцем тоже его не трогало.
-Для начала льняное полотнище, черную и красную краски без химических наполнителей и ветку кипариса, срезанную у вершины, где тоньше.
-Хорошо.
Фальче смутно припомнил, что подобный набор предметов требуется для какого-то ритуала, о котором он читал. И, кажется, прочитанное ему крепко не понравилось… Атрей, тем часом, вышел, оставив его в одиночестве. А он подошел к окну, оглядывая панораму восхода. Машинально пошарил по карманам, отыскал телефон, ключи от номера, и пачку сигарет, уже почти пустую. Вспомнил, что именно ее и откопал на столе в их с Даной номере, когда отправлялся на поиски. Смял податливый картон в руке и выбросил за окно, снайперски попав в урну у скамеек. Где-то внутри он наверняка знал: как бы ни хотелось, больше он не выкурит ни одной.