Тут Арна вспомнила, что именно смотрит во сне Лис, и ее энтузиазм подувял. Уже собираясь вылезать наружу, она споткнулась в полутьме о вещмешок наемника, как всегда небрежно брошенный в стороне. Из него тут же высыпались какие-то бумаги. Арна присела на корточки, имея честное и добропорядочное желание их сложить, но так и не сделала этого.
Этот аккуратный, мелкий почерк был ей отлично известен. Да, этот товарищ всегда писал чисто, и без лишних завитушек…
Позабыв обо всем на свете, Арна уселась прямо на пол, и углубилась в чтение.
Когда человека просят рассказать о себе, он обычно теряется, и не может связать двух слов. Происходит это от того, что ему с детства вбивают в голову мысль, будто говорить о себе нехорошо, это почти как хвастаться. Он и старается. Только желание привлечь к себе внимание никуда не девается, принимая для реализации иные, куда менее невинные формы.
Когда мне дали этот бланк и ручку, с просьбой написать это самое «о себе» я переспросил – что вы желаете знать. Слава вашему богу, мне не ответили «все, что сможете». Просто пояснили – расширенное резюме, автобиография, эссе.
Итак. Родился я в Тибе, это большой портовый город в одном заливев Японии. Да, мое имя только звучит похожим на японское, но на самом деле таковым не является, как и имя моего отца. Это проверенная шаманская техника, суть которой ИПЭ известна, поэтому я не буду на ней останавливаться. Как ни странно, хорошо помню дни раннего детства, и легко могу ответить на вопросы вроде того, а какие обои были в моей комнате. Палевые, с узором из переплетающегося тростника. У меня не было братьев или сестер, и не было товарищей по играм. В большом двухэтажном доме жили кроме меня и отца еще тринадцать человек: его ученики, выполнявшие так же работу по дому. Их я помню смутно – мы никогда не разговаривали. Но помню, что относились они ко мне без симпатии. Мой отец Верховный темный шаман, не состоящий ни в одном официальном объединении подобных людей. Негласно он считался хозяином немалого куска побережья, пока его не обыграл в личном поединке молодой и нахрапистый новичок из Иокогамы, приехавший искать сенсея. Это случилось, когда мне уже было лет семь. В школу я пошел с шести, и это было единственное место во всей моей жизни, где я мог спокойно выспаться. Именно там условия располагали к тому, чтобы обучится спать незаметно, создавая видимость деятельности. Настоящее образование я получил дома, но не могу с точностью сообщить, какому международному стандарту оно соответствует, потому как не проходил ни одного европейского экзамена. По окончании школы я успешно сдал экзамен в университет, и отучился на стационаре на биолога четыре года, имея в результате диплом бакалавра. Биология была мне нужна для работы. Вернее, не сами знания, а официальное позволение проявлять интерес к тем ее пластам, к коим не допускаются любопытствующие обыватели. Студент по обмену ни у кого не вызывал вопросов, и я до сих пор пользуюсь этой легендой когда мне что-то надо. Прикинутся человеком младше моего реального возраста для меня несложно – вы, европейцы, в большинстве своем воспринимаете азиатов всех на одно лицо. Немного мимических тренировок перед зеркалом, и у меня на входе в здание университета даже студенческий билет не спрашивают.
Детство прошло как-то тихо и смазано. Отец был занят своими делами, хотя никогда не отказывался отложить их, чтобы ответить на мои вопросы. Но у меня не было желания крутиться у него под ногами, и задавать их. Я предпочитаю находить ответы самостоятельно. Эта тенденция сохранилась до сих пор. Между мной и отцом не было тайн и мы никогда не воспринимали друг друга как-то иначе, чем двое товарищей, волею случая оказавшиеся в одной лодке. Я никогда не лез в его дела, он – в мои. Ни ранее, ни теперь, ни одного из нас не интересуют работа, которую мы выполняем, враги, которых мы убиваем, женщины, с которыми спим, артефакты, которых добиваемся, сущности, которым перешли дорогу. Мы никогда не отказываемся оказать помощь друг другу, но и никогда не станем ее навязывать.
Как единственный сын Верховного шамана, предполагалось, что я унаследую семейное дело. Отец обучил меня тому, что я тогда смог постичь, и продолжает делать это сейчас. Однако таланта в этой области, превосходящего среднестатистический уровень, во мне нет. Собственно говоря, и никакого иного так же. Слабый экстрасенсорный дар, развившийся с помощью тренировок в телекинез, я не могу почитать за таковой. Телекинез – самая простая и одновременно с этим самая рутинная ветвь кинетической школы, тем не менее, даже хваленое японское упорство мне не помогло. Если таланта нет, из ничего его не создашь.
Тем не менее, окружающие воспринимали меня с детства именно как преемника, и их постоянные интриги изрядно осложняли мне жизнь. Возможно, я бы почувствовал к этому вкус, начнись они, когда мне сравнялось хотя бы 16. Но они имели место быть столько, сколько я себя помню. Другие темные шаманы , как это у нас водится, не благоприятствовали положению моего дома, и старались его изменить. Я вырос с мыслью, что люди, окружающие тебя, думают о тебе, как о ступеньке вверх, не более того. А потому – поступай с другими так, как они хотят поступить с тобой. Бей первым.
Я не помню, чтобы переходной возраст ознаменовался какими-то бурными изменениями в моей жизни. Меня не тянуло ни в одну субкультуру, а впрочем, если бы и потянуло – отец бы не был против. Возможно, именно это и сыграло свою роль. Я долго искал в музыке, литературе, и прочем культурном наследии «свое», однако так и не обнаружил. Отец не протестовал против скандально известных романов на моей полке, хард-рока, опасных авантюр, девушек, которые оставались у меня на ночь, животных, которых я приносил в дом, и всего прочего. Через пару лет я потерял вкус к беспорядочным поискам, определив примерную линию. Но и мое «остепенение» не вывело отца из его всегдашнего понимающего равновесия. За что я ему благодарен.
Ритуал посвящения я прошел, однако отлично понимал, что выше своей головы не прыгну, и места впереди в социуме шаманов не добьюсь. Для этого нужны сила, знания и внутренняя склонность, талант, сущность шамана, если хотите. У моего отца ее было вдосталь. У меня – совсем чуть-чуть. Поговаривали, что все дело в моей матери, которая не принадлежала к шаманской ветви. Насколько мне известно, она служила – и, возможно, по сей день служит – в одном из многочисленных чайных домов, уж не знаю какого города. Я ее никогда не видел и даже не знаю имени. Отец о ней не рассказывал, и в детстве слово «мать» было для меня лишь биологическим понятием. Глубже оно меня не интересовало. Я не знал, что это такое, а потому, это слово не волновало воображения.
Амбиции юного возраста обычно задают определенный тон и направление движения молодого разума к цели. Психологически это поясняется тягой определить социальный статус. Такова природа большинства, которое, как известно, никогда не бывает лучшим.
Я знал, что ничем особенным природа меня не наделила. Забегая вперед – можете считать, что я заблуждаюсь, но я полагаю, что мне пришлось труднее, чем Оками, или, как вы его здесь зовете, Лютичу. Ему самому от природы досталось в избытке: он высок, красив, силен, обладает замечательно организованным аналитическим умом, богатым экстрасенсорным потенциалом, и в некоторых областях субъективно гениален. Если бы он только хотел, он добился бы неизмеримо большего, чем корочка аналитического отдела. Ваша поговорка утверждает: бодливой корове бог рогов не дает. Я не бодливая корова, и всего лишь желаю играть на равных с окружающим миром. Шаманизм и магия остались для меня несколько за бортом – я понял, что ничего большего не добьюсь, а оставаться посредственностью не хотелось. Возможно, прав ваш психолог Юнг, утверждая, что на детях великих природа отдыхает. Отец никогда не требовал, чтобы я занял его место, или шел по его стопам. Он признавал мою жизнь моей. Однако этого желал я. И понимал, что имеющийся ресурс недостаточен для исполнения подобного замысла. Время показало, что я был черепахой из сказки о соревновании в беге ее и зайца. Можете считать такое заявление завышенным самомнением, менталитет европейцев и японцев, повторяюсь, отличен в высокой мере.