Сегодня отрабатывали связки удар-блок, и хотя надзиратели били не в полную силу, земля вокруг была красная от пропущенных ударов, целым не остался никто. Тиор сломал мне нос, а потом пробил в голову, очнулся уже на земле, все двоилось и плыло, координация была нарушена, я был беспомощен. Пинок по ребрам и приказ встать. Глотая кровь, пытаюсь подняться, но меня ведет, равновесия просто нет, вспахиваю головой землю у чьей-то сандалии, слышу гневный, раздраженный окрик. В глазах муть, во рту кровавая юшка, шатаются два передних зуба. Кто-то поднимает под мышки и волочит по земле, чувствую каждый камешек, каждое углубление, мне хреново, мне очень хреново.
- Алистер, ты меня слышишь? Алистер, - Аррун, это он меня тащит? Ладно, пусть тащит.
- Ты как, брат, ну, ответь же, - продолжает шептать.
- Я, - сглатываю кровавый сгусток, - я в порядке.
- Черт, сильно же он тебя, жить будешь?
С трудом приподнимаю голову, окидываю его мутным взглядом. Усмехается, шепчет:
- Будешь, конечно, будешь, и не из такого дерьма выбирались, - когда это мы с ним в дерьме вместе были? Не помню. Мысли разбегаются, тяжело думать.
- Тиор приказал оттащить тебя в клетку, отлежаться, поваляйся подольше, отдохни, но не переусердствуй, покажешься бесполезным - отдадут аррсам, Алистер, ты меня слышишь?
- Да, - киваю.
- Хорошо, держись, брат, держись, - аккуратно укладывает на солому, - не сдавайся.
Слышу удаляющиеся шаги. Голова пульсирует, безостановочно стучат молоточки, проталкивая кровь по сосудам, венам, артериям - у меня сотрясение, серьезное, даже не знаю, справится ли организм с таким, просто нет понимая, как в прошлый раз, просто не знаю. Ждать, все, что остается. Лежу с закрытыми глазами, глубокая медитация, желание только одно - исцелиться, твержу как мантру, не прекращая, а внутренний мир крутится и шатается, молоточки бухают, кажется, еще чуть-чуть, и голова не выдержит, лопнет, как переспевший арбуз. Я себя не узнаю. Чувствую себя развалиной, древней, старой, пора на покой. Губы растягиваются в кровавой усмешке - "на покой", как же, еще живы кровники, еще нет всех ответов, и я - еще слишком слаб, что бы уйти, оставив все. А сознание все кружится и кружится, словно лист на ветру, подхваченный и безвольный. Хватит!
Схема - во всей своей красе. Но мне плевать на все, кроме одного. Вот она, еле светится. Прикипаю взглядом, намертво, словно спаиваю ее и себя, и тяну, безжалостно, без сантиментов, срываю грубо, резко, напитываю светом, заставляя просто сиять, и почти на разрыве дотягиваю до конца. Слышится звук, будто ударили по полой трубке, на подобии звона. Линия горит ровным, ярким светом. Без передышки, так же грубо, прикипаю к следующей, и продолжаю насилие, без церемоний, через силу, жестко. Стала. Следующая - стала. Еще одна - стала. Сплошной, не прекращающийся звон, а тем временем носом вовсю уже идет кровь. Впрочем, она бежит из ушей, из уголков рта, сочатся красным даже слезные железы, намокают штаны, тело начинает содрогаться в конвульсиях, но я этого не вижу, не ощущаю, а продолжаю насилие и, в конце концов, теряю сознание.
Когда к вечеру все вернулись, Аррун видит тело в луже крови, ее так много, что кажется, будто оно плавает в небольшом озере. А вокруг ползают большие зеленые мухи. Он бессильно падает на колени, хватаясь руками за голову. Сзади подходит Крикун:
- Спекся, к аррсам его! - и разворачивается, ничего больше не сказав.
- Погодите, постойте, он жив, жив, просто без сознания, нельзя же так, - Аррун, не думая, хватает его за штанину, и тут же отлетает к решетке, ртом начинает идти кровь, карминовым потоком окрашивая грудь, штаны, пол, смешиваясь с моей. Озеро скоро превратится в море, а она все идет и идет. Он не может ничего сделать, в бессилии зажимает рот, пытается что-то сказать, протягивая руки к Крикуну, но тот лишь бесстрастно наблюдает. Странно, сон ли это? Вряд ли, хотя...
Где-то вдалеке послышался шлепок, будто по воде ударили ладонью. Странно, откуда здесь вода? И где я, почему так темно, закрыты глаза?
Невольники в ужасе попятились, раздались испуганные возгласы, кто-то начал молиться. Бледные лица, дрожащие губы, в глазах страх, двое не выдержали, потеряли сознание, обмочившись. Даже надзиратели сделали по шагу назад, положив руки на поясные ножи. Все замерло, обратив внимание на клетку.
Два трупа в карминовом пруду, жуткие позы, страшные лица. Лежащий левее - распластанный, подобно звезде, весь красный, с перекошенным, искривленным в оскале ртом, стал медленно подниматься, без рук, без опоры, без видимых усилий. Ноги неподвижно лежат в луже крови, руки висят безжизненными веревками, а туловище постепенно принимает вертикальное положение. Сел. По луже пошла рябь, взметнулся рой мух, потревоженный движением. Голова медленно повернулась ко второму трупу, глаза открылись.
- Кровавый, кровавый, - жуткий, на грани истерики шепот прошелся по губам узников. Надзиратели продолжают молча наблюдать.
Сердце сжалось, от тоски, от боли, от безысходности, от ненависти. Мой несостоявшийся друг лежал на боку, остекленевшие глаза отражались в продолжавшем увеличиваться пруду, ртом шла кровь, стекая и смешиваясь с моей собственной. Поднял руку - красная, капает, провел раскрытой ладонью по лицу, оставляя на губах неприятный привкус, обернулся. "Коллеги" жались к стене, не сводя с меня глаз, надзиратели стояли у входа в клетку и с интересом рассматривали. Меня, Арруна, лужу, жужжащих вокруг мух. Я улыбнулся. У стены кто-то упал в обморок.
- С возвращением, Кровавый! - Крикун широко улыбнулся, - к кому бы тебя подселить? - и стал осматривать узников. А там уже сдавали нервы, самые стойкие просто стояли, молча, бледные, жалкие, остальные кто рыдал, кто валялся без чувств, стоял запах нечистот и страха. Последнее я ощутил особо четко - боятся, меня. Пусть, мне было все равно, что-то надломилось внутри, что-то изменилось, навсегда, словно сдвинулся какой-то переключатель. Не было ни боли, ни каких-либо других неприятных ощущений. Я просто сидел в луже крови, рядом с мертвым товарищем, не испытывая абсолютно ничего. Вспыхнувшие чувства, когда открыл глаза, будто перегорели, не оставив даже пепла, лишь память, и уверенность - я убью вас всех, дайте только время.
Поднялся, прошлепал по крови к телу Арруна, наклонился, закрыл ему глаза и бросил, не оборачиваясь:
- Я останусь здесь.
Крикун удивленно моргнул, посмотрел на меня, медленно кивнул:
- Ладно, клетку уберут завтра, - и остальным, - а вы чего жметесь, затащить остальных и самим по клеткам, живо!
Потом подошел к своим:
- Чуть двух бойцов не потеряли, отродьево семя, аккуратнее надо!
- Сам же и угробил, - бросил один.
- А ты не огрызайся, Хассир, а просто выполняй приказы!
Кровь почти перестала идти, Аррун был пуст, отдав всего себя земле. Небольшое озеро занимало почти две трети клетки, перегораживая выход и забрав у меня подстилку. Так странно. Будто внутри меня кто-то чужой - дышит вместо меня, ходит моими ногами, смотрит моими глазами. И мысли, они не мои, я не мог так думать, так ощущать, это не я. Кто он, этот другой? С пальцев капает, мокрая спина, рубаха и штаны полностью пропитаны красным, лишь спереди еще остались не тронутые места. Но дискомфорта я не ощущал. Приподняв мертвое тело, пересадил его на сухой участок, прислонил к стене, упер - не упадет. Вокруг уже вовсю гремели закрывающиеся решетки, и только моя еще стояла открытой.
- Ну, чего застыл, сучонок? Крови никогда не видел? - Крикун в упор смотрел на застывшего у ворота раба, оцепеневшего при открывшейся ему картине. Встрепенувшись, он низко поклонился и стал быстро крутить ручку - решетка опустилась. Убедившись, что все на месте и закрыты, надсмотрщики удалились. Почувствовав взгляд, обернулся - Джар стоял, вжавшись в прутья и, не спуская с меня взгляда, улыбался.
- Ты тоже умрешь, - не сказал, почти шепнул, но он услышал, улыбка сползла с его лица, скукожившись и сжавшись, оставив лишь недоуменное выражение, а потом оно в один миг исказилось злобой и ненавистью.
- Я тебя достану, ублюдок, слышишь, достану! - на губах выступила пена, руки, протянутые сквозь прутья, шарили в воздухе, будто в попытке дотянуться до меня и схватить, разорвать.