Клинки взвились в воздух, оставляя за собой кровавые брызги, и безумная жатва началась. Еще никогда я не убивал так массово, стремясь лишить жизни как можно больше врагов за один взмах, один удар, один поворот кисти. Словно ангел смерти, спустившийся на землю с небес и начавший сеять смерть, стальным вихрем я собирал дань вокруг себя. Кровь, красная, горячая кровь, хлеставшая отовсюду, куда только дотягивались клинки, просто заливала все позади меня, проливаясь наземь настоящим дождем. Противников не было, было только мясо, безрассудно кидающееся под удары и пытающееся неловко ткнуть меня, то одной острой железкой, то другой. И если бы не безумие, просто таки душившее меня изнутри, возможно, я даже рассмеялся бы, вот только мысли и так путались, перескакивая с одного на другое, почти полностью поглощенные кипевшей во мне злобой. Ривскрет без усилий вскрывал грудные клетки, головы, отсекал руки и просто увечил, не оставляя ни единого шанса выжить. Вот упал аррс, расчлененный напополам и продолжающий агонизировать, скребя по земле кошмарными лапами, другой лишился головы-щупальца и передней правой лапы по самое плечо, приземлившись позади меня уже мертвым куском плоти. Стальные, бросавшиеся в безумной атаке, гибли один за другим, безрезультатно отдавая свои жизни и устилая землю исполосованными трупами. Про обычных солдат не стоило и упоминать, сплошная смазка для клинков, красная, горячая.
Первые три минуты отняли двадцать две жизни, устлав их телами настоящую поляну смерти, и в подобном темпе я еще выдержу минут двадцать.
Почти не уклоняясь, предупреждая любой удар, и почти не обращая внимания на попытки достать меня, рубил и резал, кромсал на части, сбивая с ног и отбрасывая сломанными куклами, каждое движение заканчивалось чьей-то смертью или ее предвестником. Выживших не будет, уж я то постараюсь. Постепенно левая часть лагеря вымерла, а оставшиеся сосредоточились по другую сторону превратившегося в ежа шатра и пытались достать меня издалека, осыпая стрелами и метая копья. Их древки то и дело пролетали в опасной близости, так и норовя впиться, проткнуть насквозь, но слишком медленно, и потому ловили лишь пустоту. Теперь ваша очередь. В три прыжка добравшись до ощетинившихся частоколом стали воинов, с ходу зацепил валяющийся под ногами труп аррса, и что есть мочи швырнул его вперед. Людей смело, разбросав в разные стороны, словно кегли. Метнувшись вперед, стал тупо добивать лежащих, наступая на гортани, рубя глотки и просто проламывая головы пинками. Пытающихся свалить с ног прыгающих аррсов, ловил в воздухе на клинки и отпускал уже мертвыми, а затем вновь принимался рубить головы и добивать раненых. Господи, кем я стал, в кого превратился, вокруг меня всходит только смерть и боль, я стал ходячим ужасом, настолько пропитавшимся чужой кровью, что мне уже никогда от нее не отмыться. Мысли сбились, с новой силой накатила волна ярости, затопившая все, оставившая лишь желание убивать. Последний проблеск грусти мигнул, и исчез, вновь уступая место кровожадному безумию, и пиршество смерти возобновилось. Кровь, боль, крики и стоны, и в центре всего этого я, все это моих рук дело, это все мое, в этом весь я.
Ривскрет вспарывал одного человека за другим, подрубал ноги и срезал руки по самые плечи. Лишь один раз пришлось принять на клинки удар особо умелого противника, умудрившегося подобраться с боку и виртуозно ткнуть своим мечом. Отведенный для очередного смертельного полета левый клинок сменил траекторию и встретился с соперником, переломив его надвое и вспоров грудь стоящему рядом солдату. А правый, уже спешащий ему на помощь, вошел через плечо в грудь воина, пропорол ее и вышел из левого бока - стальной распался на две половины, заливая все вокруг фонтанирующей из него во все стороны кровью. Это словно послужило переломным моментом, противники дрогнули, а потом слаженно развернулись и кинулись бежать вдоль стены. Зверь внутри зарычал - добыча бежит, уходит, догнать, разорвать. И я полностью был с ним согласен, тело качнулось вперед и выстрелило себя в воздух. И вновь клинки рубят, собирая обильную жатву, вновь льется кровь, а на земле остаются лежать трупы, и вновь я бросаюсь вперед, догоняя очередную жертву и вонзая клинки в ее податливую плоть, обрывая очередную жизнь. А потом сзади раздался чудовищный взрыв, что-то грохнуло с такой силой, что полопались оставшиеся в домах по бокам стекла, осыпавшись осколочным дождем на красную от крови мостовую. Вот оно, свершилось, я дернулся было назад, но разум возобладал - нет, не сейчас, надо дать им время уйти, внутри все клокотало, слишком уж я сейчас был взвинчен. Нырнув в показавшийся справа переулок, метнулся по нему до конца, с трудом гася бушующие внутри энергии и выходя из нак`хаси, мир сразу же обрел новые краски, исчезла кровавая муть, раскрашивая все вокруг в привычные оттенки ночи. Вконец остановившись, перевел дыхание - как же я устал. Одежда вся намокла и липла к телу, с рук капало, а волосы, заплетенные в косу и спрятанные под рубаху, ощущались чужеродным кровавым сгустком, прилипшим к спине, впрочем, мне было не привыкать.
Тело дрожало, руки мелко трясло, и я лишь внешне оставался спокоен, хотя внутри всего колотило, словно в лихорадке. Хреново, чего еще скажешь. Клинки с трудом нашли путь в ножны, ладони с облегчением разжались, отпуская тяжесть рукоятей. Тяжелый вздох, сорвавшийся с губ, был лишь отголоском постепенно успокаивавшейся внутри бури. Опершись о стену и прислонившись к ней лбом, я устало наблюдал за тем, как успокаивались запущенные в организме процессы, как переставало бешено гнать по венам кровь сердце, как замедлялись легкие, качавшие до этого воздух, подобно мехам в кузне, как каждая клеточка моего тела приходила в себя, избавляясь от навалившихся на нее чудовищных нагрузок. Отдышавшись и, более-менее очухавшись, двинулся дальше. Потом пришлось некоторое время скрываться в полуразрушенном доме, пропуская мимо себя поток солдат, спешащих на место недавней бойни. А затем рвануло так, что задрожали стены, и я чуть ли не пулей выскочил наружу, опасаясь, что дом просто сложится внутрь, погребя меня под собой. Благо, что улица уже была пуста, и ноги сами понесли меня кружным путем, петляя и периодически натыкаясь на тупики, в сторону кладбища. Еще несколько раз приходилось прятаться, буквально зарываясь под землю и хоронясь в грудах обрушившихся зданий, пропуская мимо себя проносящихся аррсов и солдат. Что ж, видно, ворота таки удалось разрушить, у Искара все получилось, теперь осталось только добраться до своих.
Перебегая от одного дома к другому и выжидая удобного момента, когда улицы опустеют, я пробирался по городу, словно по разбуженному муравейнику. Солдаты стекались со всех концов, когда маленькими ручейками, а когда и целыми отрядами человек в сто-сто двадцать, видел немало и проносившихся мимо аррсов, бегущих целыми стаями - жуть, тяжело придется нападающим, умоются кровью так, что надолго запомнится. Но незамеченным добраться мне так и не удалось, пятеро воинов из очередного отряда отделились и направились прямиком к забегаловке, в которой мне пришлось на время схорониться. Черт, как же не вовремя им приспичило, пока двое справляли нужду прямо на поломанную мебель, трое молча поглядывали по сторонам, а я замер статуей за прилавком, перестав даже дышать. И то сказать, прилавок - дырявая тумба, заставленная всяким кухонным хламом, чуть ли не просвечивала насквозь, хорошо еще, что сейчас была ночь, а то даже спрятаться было бы негде. А потом один из воинов произнес: