В тот визит к Эркам случилось одно важное событие.
Старший сын Брайана и Анастейжии, Лал, уже год как ходил юнгой на одном из торговых судов, приписанных к Карату. Илис посчастливилось застать его дома, где он проводил небольшой отпуск между плаваниями. Несмотря на брюзжание отца (которому не очень-то нравилось выбранное сыном занятие), он не ходил, а буквально летал на невидимых крыльях, лучась от радости, и было от чего: только что он получил свое первое жалование, и к тому же его повысили до матроса. Узнав о его профессии, Илис подумала, что неплохо было бы свести с ним Рувато.
Она помнила, каким оживленным был князь во время морского путешествия. В Ифрании же, куда Илис время от времени наведывалась, он превращался в весьма неприятного ей человека. Улыбчивая ирония сменялась циничным равнодушием. Илис переставала узнавать старого друга, ей было больно видеть происходящие с ним перемены. К тому же ей стало известно, что Рувато проявляет повышенный интерес к братству Прайоса, часто бывает в его храмах и подолгу беседует с его служителями. Когда Илис спросила, правда ли все это, Рувато ответил утвердительно и довольно равнодушно добавил, что занялся изучением истрийского законодательства. Лицо у него при этом было постное.
В самом интересе к истрийским законам ничего страшного не было, Слоок всегда отличался пытливым умом и не упускал возможности узнать что-либо новое. Илис напугало другое. В свое последнее посещение Ифрании она отметила, что Рувато имеет необычайно бледный и отрешенный вид, взгляд его серьезен и обращен внутрь, словно он старался разглядеть что-то в глубине своей заледеневшей души; а речь замедлилась даже по сравнению с его обычной манерой говорить протяжно. Теперь он не говорил, а почти вещал. Кроме того, он перестал улыбаться, а на все шутки Илис отвечал долгими строгими взглядами. Все эти признаки показались Илис весьма тревожными, и она принялась с особым тщанием наблюдать за ним. И вскоре углядела в его облике новую деталь, встревожившую ее сильнее, чем все необычные эмоциональные проявления.
Рувато любил украшения: ранее его пальцы были унизаны драгоценными кольцами, а шейный платок зачастую украшала брошь с крупным камнем. Лишившись состояния, он лишился и своих драгоценностей, и долгое время обходился вовсе без них. Поэтому кольцо, появившееся на его пальце, не могло остаться незамеченным. Да и формы оно было необычной — в виде головы грифона. Объяснять, что значит это кольцо с олицетворяющим Прайоса зверем, Илис не было нужны. Она поняла окончательно: Рувато нужно срочно спасать, иначе в следующий раз она увидит его в храмовом балахоне, с ликом, изможденным постом, но просветленным благодатью Прайоса, и с душой, скованной множеством обетов.
Еще месяц назад трудно было бы поверить, что такому светскому кавалеру и дамскому угоднику, как Рувато, взбредет в голову посвятить себя служению одному из Двенадцати, но теперь его внезапная одержимость становилась очевидной. Мятущаяся, уставшая душа князя, сжатая в тисках железного самообладания, жаждала покоя — любой ценой. Весьма возможно, что внезапная одержимость эта была непосредственно связана с его недугом и являлась следствием душевного расстройства, но Илис не располагала временем выяснять, так ли это. С большим трудом ей удалось уговорить Рувато посетить Карат, где, не теряя времени, она привела его в дом Эрков.
Брайан не слишком обрадовался появлению знатного гостя. Светские манеры и Брайан Эрк были несовместимы, а в Рувато, несмотря на простое платье и отсутствие драгоценных побрякушек, дух высокого аристократизма угадывался за несколько лиг. И он даже не попытался придать своему поведению хотя бы видимость простоты; держался, словно в модном салоне. Может быть, он делал это не нарочно, а вследствие неискоренимой привычки, но Брайан-то этого не знал и чувствовал себя не в своей тарелке. Выросшая в доме состоятельных родителей Анастейжия и то оробела, а юная дочка Эрков так и вовсе спряталась в своей комнате, уведя с собой младшего брата. Наблюдавшая за хозяевами и гостем Илис в отчаянии уже думала, что все пропало, когда появился Лал.
К ее великой радости и не меньшему же удивлению, Рувато и Лал сразу пришлись друг другу по душе, несмотря на разделяющую их возрастную пропасть глубиной почти в двадцать лет. Но даже огромная разница лет казалась сущей мелочью по сравнению с различиями в их воспитании и свойствах их натур.
И однако же с первой секунды Рувато понравился открытый, ясный взгляд и широкая ребячливая улыбка юноши. Напряжение, которую неделю не отпускавшее его душу, ослабло. А вот чем он, нынешний, пленил юного Лала, оставалось только догадываться. Ни Рувато, ни Илис так этого и не поняли. Возможно, дело было в том трудноуловимом «нечто», что вообще часто влечет юную неискушенную душу к душе человека немолодого, много знающего и остроумного, но небезгрешного и, возможно, недоброго.
Знакомство князя с Лалом имело именно тот исход, на который рассчитывала Илис: Лал уговорил капитана взять в плавание пассажира, готового отработать свой проезд, выполняя любую работу. И, надо полагать, долго оставаться в качестве пассажира Рувато не намеревался.
Когда Илис покидала Карат, Рувато уже три дня как был в море.
Через несколько месяцев, уже вернувшись к себе в школу, она получила прелюбопытные известия, касающиеся князя. На «Элизии» — так называлось судно, на котором служил Лал, — он прибыл в Самистр, где и задержался на какое-то время. Чем он намерен был там заняться, неясно, но в одном из портовых городов он свел знакомство с купцом, затеявшим некое предприятие, опасное и ненадежное, но обещающее принести огромную прибыль в случае успешного завершения. Рувато изъявил желание участвовать в этом деле, чему Илис ничуть не удивилась: живший в нем неудовлетворенный дух авантюризма требовал воплощения. Гораздо сильнее ее заинтересовал вопрос, где князь достал деньги, чтобы внести свою долю, но ответить на него мог только сам Рувато…
Итак, Рувато рискнул всем, что у него было, и хитрый лис Фекс улыбнулся новичку. Сделка удалась, и Рувато получил с нее столько денег, что их хватило на покупку собственного парусного судна. На оставшиеся деньги он набрал команду, объявил себя капитаном и отправился куда-то в южные моря, где и пребывал до сей поры и откуда, по крайней мере пока, возвращаться не намеревался.
Илис вздохнула с облегчением. Наконец-то Рувато нашел занятие по сердцу и перестал киснуть в душных многолюдных залах столичных дворцов! Свежий воздух пойдет ему на пользу и оживит его. И, уж наверное, выдует из его головы глупые мысли о братстве Прайоса.
Довольно долго она не получала никаких известий ни о нем, ни о знакомых из Карата. Школьные и храмовые дела, а так же собственные магические изыскания занимали все ее время и не позволяли отвлекаться ни на что больше. Илис занялась магией очень серьезно, весьма в ней продвинулась, и ей не раз приходилось слышать, как о ней говорят как об одном из сильнейших магиков современности. Такое мнение, высказываемое отнюдь не последними людьми из братства Гесинды, чрезвычайно льстило ее самолюбию и побуждало с еще большим усердием предаваться занятиям.
Жаль только, что ее мечте о обретении магиками Истрии статуса свободных людей не суждено было, кажется, сбыться. И будущее ее учеников представлялось весьма туманным. Король Реул хоть и смотрел снисходительно на деятельность племянницы, но отнюдь не был настроен освобождать магиков из-под королевской и храмовой «опеки». Выпускникам же школы "свободных магиков", которой заведовала Илис, предписывалось оставаться в стенах храмах Гесинды и ни в коем случае не покидать пределов города до особого королевского распоряжения. Илис огорчалась, но не сдавалась, и при каждом удобном случае принималась расписывать дяде, как это чудесно — иметь в королевстве множество свободных и счастливых магиков.
Минул год, а от Рувато все еще не было никаких новостей. Слегка обеспокоенная — мало ли что может случиться в море! — Илис решила еще раз навестить Карат и побывать в гостях у Брайана Эрка. Своего сына он, хоть и нечасто, но все-таки видит, размышляла она, а тот может знать что-нибудь и о Рувато.