Дверь оказалась незапертой. В сильном волнении Илис переступила порог. Внутри дом выглядел несколько лучше, чем снаружи. Казалось даже, что к его обустройству приложена была женская рука. Илис нетерпеливо оглядывалась по сторонам, ожидая появления хозяина, но того не было видно.
— Сюда, миледи, — позвал ее Мэнни с порога комнаты.
Илис последовала приглашению, и в полутемной, скудно обставленной комнате увидела, наконец, высокую худую личность, с длинной нечесаной кипой белых волос, свисающих на спину. Повернутое на звук шагов лицо личности выразило злое недоумение, которое быстро сменилось изумлением. Илис тоже не смогла сдержать удивленного восклицания. Худой высокий человек носил, несомненно, имя Грэм Соло, но как он изменился!.. И ранее-то неприветливое лицо его стало попросту угрюмым, белые брови хмурились, от крыльев крупного хрящеватого носа по сторонам рта залегли глубокие складки. Осанка его оставалась великолепной — осанка аристократа и воина, — но теперь, как показалось Илис, держать плечи расправленными, а голову — высоко поднятой стоило ему некоторых усилий. А глаза! О, Безымянный, что это были за глаза!.. темные, безумные, больные, они смотрели на Илис с голодной злобой. В первый момент она даже отшатнулась, напуганная этим больным взглядом. Но Грэм прошептал: "Илис…", — и страх отступил. Илис поняла, о чем говорили эти глаза. Они принадлежали человеку, приучившему себя к одурманивающему зелью, и терзаемому жестокой жаждой в ожидании новой порции.
Илис заставила себя приветливо улыбнуться и подошла к Грэму, чтобы поближе рассмотреть его глаза. Он смотрел на нее настороженно. Напряжение сводило его плечи и шею.
— В чем дело? — спросил он неприветливо вместо того, чтобы поздороваться.
И голос его тоже изменился, стал хриплым и отрывистым.
— Какое зелье ты принимаешь? — спросила Илис.
Теперь, приблизившись, она увидела в раскрытом вороте его рубахи страшные шрамы, и сердце ее екнуло. Еще она заметила, что кисти его рук скрыты длинными перчатками из тонкой кожи. Зачем он носит перчатки в доме?
— Ты о чем? — спросил Грэм, отводя взгляд.
— Не придуривайся! Тебя глаза выдают. Ты уже несколько дней этой отравы — чем бы она ни была, — в рот не брал. Так что это? Опий? Гашиш?
Магия, которой занималась Илис, не имела дела с травами и минералами, но все же в некоторых зельях Илис неплохо разбиралась. Да и в путешествиях своих она навидалась всякого, бывала и в опиумных притонах, знала все признаки, по которым можно определить пристрастившегося к зелью человека. Сама только никогда эту гадость в рот не брала.
Грэм нахмурился пуще прежнего и покосился на притаившегося в уголке Мэнни.
— Раз ты так много видишь по глазам, могла бы и об остальном догадаться… — процедил он сквозь зубы.
Стало ясно, что Мэнни не знает ничего о пристрастиях своего опекуна, и что при нем Грэм разговор продолжать не станет. Что ж, какие-то искры благоразумия в нем еще теплились. Илис поспешно поблагодарила мальчишку и велела ему бежать и заняться играми. Ее слова были подтверждены молчаливым кивком Грэма. Мэнни охотно воспользовался разрешением и исчез.
— Так что это? — не успокаивалась Илис.
— Скума, — неохотно, сквозь зубы ответил Грэм. — Только какое тебе до этого дело?
— А ты видел когда-нибудь, как от нее умирают? — поинтересовалась Илис.
Скума была весьма дорогим и сильнодействующим зельем. Своих «поклонников» она сначала очень быстро сводила с ума, а после они умирали в судорогах.
— Я еще не то видел, — огрызнулся Грэм.
— Идиот! — вырвалось у Илис. — Самоубийца! Барден был бы очень доволен! Это гораздо интереснее, чем запытать тебя насмерть!..
Больные глаза Грэма полыхнули бешеной яростью, он сжал кулаки, его губа сморщилась и приподнялась, как у рычащей собаки. Только тут Илис заметила, что верхний передний зуб его сломан почти под корень.
— Много ты знаешь о пытках! — зарычал Грэм. — Молчи лучше!..
По его сведенному судорогой лицу Илис поняла, что сболтнула лишнее. Пришлось сбавить тон.
Потребовалось некоторое время, чтобы он успокоился и пришел в состояние, пригодное для нормального человеческого общения. Тогда он, наконец вспомнив долг гостеприимного хозяина, предложил Илис сесть.
Впрочем, сколько-нибудь разговорить его все равно не удалось. Явление гостьи его отнюдь не обрадовало, мысли его были заняты другим. На все вопросы он отвечал отрывисто, односложно, и с явной неохотой. После почти часового допроса (хорошо еще, что без пристрастия) Илис только и удалось выяснить, что из Северной его в 64 м году освободили медейские войска, к которым он и примкнул, когда достаточно окреп и восстановил силы. Два года он воевал, потом обстоятельства вынудили его дезертировать ("Опять с кем-нибудь поцапался!" — вздохнула про себя Илис), он вернулся в Наи и вступил во владение наследством.
— Лучше поздно, чем никогда! — заметила Илис.
По ее мнению, Грэму не стоило выкаблучиваться, а следовало принять и титул, и наследство еще когда отец его был жив; но он, ослепленный юношеской гордостью и демонстрируя характер, отказался от всего и сбежал из дома, чтобы найти на свою голову целую череду неприятностей; и только недавно, наконец, законно принял княжеский титул.
Но и тут не обошлось без оговорок: родовой замок, лен и титул понадобились ему только затем, чтобы посвататься к медейской принцессе Ванде, любовь к которой все еще жгла его сердце (или же ему казалось, что это так). Илис не удивилась, узнав, что Ванда отказала ему. Капризная рыжеволосая медейка уже почти приняла предложение лигийского наследного принца Ричарда, и в другом женихе, к тому же таком своеобразном, как Грэм, не нуждалась.
— С чего ты вообще взял, что она когда-то любила тебя? — не удержалась от вопроса Илис.
— Она так говорила… — угрюмо ответил Грэм.
— Она сказала бы что угодно, чтобы заставить тебя вытащить из Северной ее брата.
Грэм кивнул.
— Возможно. Во всяком случае, никакого восторга при виде меня она не испытала.
— И что же ты сделал, получив отказ?
— Вернулся домой — что еще я мог сделать?..
Далее история принимала еще более печальный поворот. В отчаянии Грэм уже почти совсем собрался перерезать себе горло — он поведал об этом с леденящим спокойствием, — но нашлась добрая душа, которая его отговорила. К сожалению, добрая эта душа — в виде супруги тана-соседа Грэма, — не могла составить его счастье, поскольку связана была с другим мужчиной. И Грэм, которому вдруг взбрело в голову во что бы то ни стало жениться, отправился на поиски своей боевой подруги, с которой сблизился во время войны.
Подругу он не нашел, а нашел только неприятности — как обычно. Его угораздило сунуться в храм Фекса и попросить помощи в поисках; еще бОльшую глупость он совершил, назвавшись настоящим именем. В гильдии его помнили, но лучше бы позабыли. Он числился отступником, а отступничество Фекс карал смертью. Далее Грэм что-то темнил; Илис так и не поняла, как ему удалось избежать кары. Жизнь он сохранил, но материк, во избежание дальнейших неприятностей, пришлось покинуть. В Истрию, где, как предположительно, его ждал обозленный Крэст, он рискнул сунуться от безысходности да еще, пожалуй, от тоски по дружеским лицам, которых маловато осталось на материке. Совершенно случайно он поднялся на борт «Элизии», где встретился с Лалом. Так он и попал в Карат.
— Да уж, — вздохнула Илис. — Веселенькая у тебя была жизнь.
Грэм не ответил. В течение последнего получаса беспокойство его росло, глаза лихорадочно блестели, он то и дело облизывал пересохшие губы. Если Илис правильно понимала действие скумы, очень скоро он должен был окончательно потерять над собой контроль, если только не отвлечь его мысли от вожделенного зелья. Поэтому Илис решительно встала и заявила:
— Давай прогуляемся, Грэм. Здесь очень душно, а ночь обещает быть великолепной. Пойдем на воздух.