Рыжая и гончая сцепились, но силы явно были не равны. Инквизитор двигалась стремительно, поразительно быстро, никто бы не заподозрил такое, увидев, как она неспешно, слегка неуклюже вышагивает по улице. И все равно этого было мало. Ее отнесло в сторону, и инквизитор невольно присела, зажимая левый бок и морщась. Потом уперлась ногами, выставила вперед руку, оттолкнулась с усилием от земли и прыгнула на пару десяток шагов, перелетев через тварь. У Рида шевельнулись волосы. Он не знал, что инквизиторы на такое способны.
Она сбила Пакенее с ног, что-то вытащила у него из-за пазухи и бросила ближайшему наемнику, Манулу. Гончая обрушилась на нее сразу же, рванула когтями, швырнула в сторону, как тряпичную куклу.
– Их убей, – прохрипел Аристид. – Ее потом.
– Амулет, – крикнула рыжая. – Амулет ломай!
Пакенее вдруг подернулся дымкой и растворился в воздухе.
Стеклянная безделушка треснула под каблуком сапога наемника. Но гончая не исчезла, стояла все также неподвижно, на месте, примериваясь, как кинуться на Вергилию, уже из последних сил удерживающую щит. И он уже ясно видел, как прогнется, разойдется по швам под когтями монстра защитная пелена. Его помощница не выдержит.
– Возьми меня! – заорал он гончей, выступая вперед. – Возьми меня вместо нее.
Иногда есть что-то больше, чем страх. Точнее, есть боязнь чего-то, которая превышает даже страх смерти.
Гончая еще жадно втягивала носом воздух, косясь в сторону Вергилии. Но потом развернулась к нему. Дымок медленно истаивал вокруг нее, открывая худые ребра, острую морду. Не дошла она всего нескольких шагов, свалилась у самых его ног, все еще пытаясь дотянуться. Черное колдовство, поддерживающее ее жизнь, уходило.
– Ты… ты спас мне жизнь? – она стояла растрепанная, усталая и смотрела на него.
– Я готов отдать за тебя жизнь. И только сейчас, когда я чуть тебя не потерял, я понял, как ты мне дорога, Вергилия.
Некоторое время его помощница молчала, и он почувствовал, как потеют ладони.
– Можешь называть меня Верги, – потупившись, сказала она.
– Только если ты будешь звать меня просто Ридом.
Он едва сдержал вздох облегчения. Сначала ужин, потом театр. Или что предпочитают образованные магички? Стихи? Он готов даже на это.
– Эй, да хватит пялиться на этих двух идиотов, видишь они немного спятили. Лекаря тут рядом нет? – потормошила одного из наемников инквизитор, неведомо как сумев подняться на ноги и зажимая рану на боку.
Наемник неопределенно качнул головой.
Гончая разлагалась под тусклыми лучами осеннего солнца. Рыжая постояла, потом снова присела на корточки. Ноги ее не держали. Она дышала коротко и часто, словно рывками вталкивая в себя жизнь. Обвиняемого нет. Артефакт невиданной силы раздолбали. Вроде бы добро спасено, зло повержено. А толку?
«…Артефакт есть суть вместилище силы, и не нужно судить его только по внешнему облику. Да конечно, большинство привыкли к стандартным подвескам на цепочке, например, многозарядные артефакты лучше делать из хрусталя или драгоценных камней, оправлять в серебро или золото. Но магическую силу можно поместить и во что-нибудь другое, главное, представлять, как устроен этот предмет, а потом напитать его силой. Ну вот, например, молодой человек, да, да, вы на первом ряду, возьмите в руки свой блокнот. Продемонстрируйте всем. Или ручку. И то и другое может стать артефактом, однозарядным, конечно, этот материал не особенно подходит, а после выброса силы предмет, скорее всего, уничтожится. Поэтому выбирать вещь нужно такую, о потере которой жалеть не будете. Помню, на одном экзамене, адепт шпоры по теории трансфигурации в ботинки засунул, чтобы потом материализовать. И не надо аплодировать. Домой он ушел босиком. Хотя, не спорю, по теории создания предметов силы он был неплох, я ему позже поставила твердое «совершенно». Вы абсолютно правы, досрочно. Зачем я вам подсказала? Но вот только не надо повторять этот трюк…»
Владычица озера
Снег падал как-то вяло, он был сырой и мокрый и, кажется, успевал таять на лету, до того, как опускался на подмерзшую, покрытую коркой льда землю. Лошадь шла неуверенно, медленно, и я уже готовилась к тому, что где-нибудь она оступится, и я рухну со всего маху в грязноватый снег. Хорошо хоть падать недалеко. Моя кляча была приземистая, коротконогая. Как и все лошади, выведенные гномами, дорогу привыкла выбирать осторожно, на их горных тропах по-другому не походишь, и с такой скоростью до места доберусь я похоже нескоро.
Темнеть начало уже с утра, скорее даже и не светлело. Сразу за рассветной полутьмой наступали вечерние сумерки, дня не было вообще – небо скрыто тяжелыми облаками, солнца не видно уже несколько суток, если не недель. Мутное время, мятежное. Мне всегда неспокойно в предзимние месяцы, бродишь, мечешься, вроде бы по делу, а все равно кажется, что что-то упустила. В такие времена инквизиторам паршивей всего. Даже самый усталый заезженный крестьянин может приткнуться у собственного очага, занавесить окна и, потягивая дешевый настой из трав, хоть до утра забыть про преследующую его по пятам зиму. У нас же такого выбора нет. Нечисти плевать на погоду, но кто бы знал, как неохота в такие сумрачные сонные дни гоняться за ней по идиотским лесам.
Хотелось развернуть лошадь к ближайшему городу, снять комнату в гостинице и заснуть до весны. До солнца. До тепла, ррах наррвах.
В общем, настроение у меня, несчастного инквизитора пресветлого саллемского Ордена, едущего по делам, было откровенно поганым. Сырой снег попадал под капюшон, промозглый ветер уже давно выстудил остатки тепла. Я ехала к проклятым беспокойным руинам и завидовала лютой завистью проклятой нежити. Если ты мертв, тебе не может быть холодно… Если ты мертв, ты даже не можешь ничего испытывать. Ни слабости, ни жалости к себе, ни желания прибить собственного шефа и дотошных крестьян, увидевших какие-то тупые знаки над старыми пустошами, хотя на самом деле, там наверняка ничего не было, а они просто слишком бурно отмечали чью-нибудь свадьбу или поминки. Крестьянам зимой заняться нечем, только и делают, что отмечают. Если б угроза пробуждения Тьмы была хоть немного серьезной, послали бы не меня одну, а несколько инквизиторов более высшего ранга. Но проверить все равно надо, пусть все и знают, что это пустая трата времени. Я только недавно оправилась от ранения, еще не вернула прежнюю форму и вместо того, чтобы поручать мне важные задания меня послали… в общем, послали поехать туда.
Если ты мертв, тебе хорошо и спокойно. По крайне мере, пока я ехала под пронизывающим ветром, мысли о том, чтобы стать зомби и сожрать всех, из-за кого мне пришлось два дня подряд трястись в седле, казались близкими и приятными.
Лес был по-зимнему тих, с неба лился то ли жидкий снег, то ли сыпался полузамерзший дождь. Лошадь выдыхала клубы пара, а я разминала покрасневшие руки, пытаясь вернуть им подвижность. Мало ли, вдруг часть ходивших слухов правда, а с негнущимися пальцами много не наколдуешь. Ранение уже давно зажило, но я то и дело себя ловила на том, что прислушиваюсь к ощущениям измученного тела, а вдруг опять проскользнет та старая боль. Синдром всех когда-то смертельно раненых инквизиторов. Хоть и выживают, а потом все равно долгое время носятся с собой, как с хрустальной вазой. Потому что хоть наши тела и изменены, более выносливые и сильные – по слухам, ходящим в ордене, сыворотка Льюса делается на основе крови нелюдей, а значит и нас уже вряд ли можно считать чистокровными… но все равно, изначально мы люди. И хоть и выживаем после ранений, которые прикончили бы любого другого, а все равно в глубине души остается мерзкое сомнение, что все-таки мы их не пережили.
Мне раньше редко доводилось проигрывать. Чаще я сводила любую схватку в ничью или отступала до того времени, когда накоплю достаточно сил. Но проигрывать полностью, совершенно, разгромно, чувствовать себя под конец слабой лягушкой под колесами телеги, мне не доводилось ни разу. Конечно, у меня бывали поражения, но мой знакомый вампир Ладислав умел одерживать победы мягко и необидно, отвлекал внимание на что-нибудь другое, забалтывал наконец, так что потом и не поймешь, кто был виноват, а кто остался победителем. Лад по натуре был шулером, даром что вампирский князь. И хотя бывали случаи, когда мы оказывались по разные стороны сцепившегося добра и зла, ему всегда удавалось выйти сухим из воды и не нажить себе еще одного врага в виде меня. Зря, конечно. Научись я проигрывать, это бы меня подготовило.