Старик был костляв и неприятен. Запавшие глаза, заострившееся лицо с желтой кожей, больше похожее на череп. Он возлежал на широкой кровати с балдахином, обложенный со всех сторон подушками. Несмотря на жару, старик мерз.
Малка заходила вокруг кровати. С дурными проклятьями осторожней надо, как бы на кого другого не перекинуть.
От старика пахло смертью. Вереском могильных курганов, мокрой землей. Болотными лютиками. Тяжело находиться с ним в одной комнате. Не стоит двадцати золотых.
Она лечила его от луны до луны, дин проходили за днями, и чем дальше, тем более омерзительным казался старик. Много народу сгубил. Но служил ему зачем-то Селдон, и было интересно ей. А потом она узнала.
Надежда бывает даже у проклятых…
…Они решили не выпускать ее из замка. Стража набежала. Было жарко и очень тихо. Жара валилась на землю, как тяжелый ком отсыревшего старого одеяла. Не продохнуть. Малка комкала кончиками пальцев шляпу, ощущая ее старую жесткую ткань, и пахло соломой из конюшни, пылью, разгоряченной на солнце кожей.
Она швырнула шляпу вверх. Она взлетела черной птицей, злым вороном, ринувшись выклевать им глаза. Бравые воины с матюками присели, закрыв руками головы. Поймала шляпу. Простейший трюк по отвлечению внимания. Каждый второй ярмарочный колдун такое покажет. И каждый первый карманный вор даже без магии.
Ведьма отряхнула шляпу от пыли, посмотрела на них с усмешкой. Стоит лишь испугаться, дать слабину, и солнечный день может обернуться ночным кошмаром.
Ее следы сделали круг. Малка топнула ногой. Кто-то хмыкнул:
– Ну и? Это все, ведьма?
– Обернись, – сказала она.
Спрашивающий медленно повернулся. И заорал. Они все заорали одновременно, глядя друг на друга, не людей на месте товарищей увидели, а упырей плотоядных. Небольшой наложенный морок в пределах очерченного круга. Как выскочили, так сразу все рассеялось. Но ведьмы уже не было…
– Если хочешь правду, то было на нем проклятье. Еще до меня. Зла он много натворил, от черноты сердца и образовалось.
– Только от черноты?
– Да нет, – пожала плечами ведьма. – Постарался кое-кто и до меня. Я помогала, лечила, а потом узнала, что хочет он навечно подчинить меня, как подчинил и одного знакомого мне. Я просила за него, но он не позволил ему уйти.
– И?
– Тогда я ушла. А Эсхесс захотел вернуть меня любой ценой, даже если придется связать и привести насильно. А ведь мог бы добром попробовать. Но не такой человек. Не плюй в колодец, из которого пьешь, – глубокомысленно сказала ведьма. – Потом бедой обернется.
– Не плюй в колодец, который несет золотые яйца. – соглаислась я. – Может расскажешь что-нибудь?
– Нет.
На том и замолчали.
– Что ведьма, что инквизитор, – ворчал Вахим, ходя кругами вокруг меча в полу. – Одни убытки.
Выдалбливать, что ли? У сынка Эсхесса силенок вытащить не оказалось, расплевался и ушел, пристыженный. Может, завтра вернется. Хотя всеми клятвами клялся, что сюда больше и не завернет, вовеки ибо оскорбили его. Как тут не оскорбиться, когда вся деревня собралась да еще пальцем тыкала. С одной стороны коли посмотреть, это хорошо. Трактирщик сынков виконта не любил. Всех поголовно. Грубят, не платят, столы ломают. А вот с другой… Служанки об эту железяку клятую спотыкаются, торчит посередь трактира как заноза в заду.
Потом подумал и кликнул Фельку.
– Краску тащи. Ту, которой окна мазали. И доску какую-нибудь.
– Зачем, хозяин? – осоловело моргнула служанка.
– Вывеску делать будем.
Трактирщик опять почесал в затылке, кашлянул и посмотрел на меч. А хороший меч. Рукоять дорогая, изукрашенная. Лезвие блестит, словно подмигивает. Почистить его еще, натереть. Авось, клюнут. Дурни всегда найдутся. Потом кряхтя сел за стол, пододвинул к себе лист дешевой писчей бумаги и стал неспешно на черновике складывать слова, то и дело приостанавливаясь и закусывая перо.
«Меч. Волшебный. Инквизитором оброненный.
Вытащит только достойный! Попытка вытащить 5 медяков (зачеркнуто) восемь (зачеркнуто) серебрушка».
Где-то далеко призрачно кричала ночница. Снова кто-то ждет ее, вот-вот выйдет из-за поворота. И ведьма надеялась, что их дороги не разминутся… С инквизитором же ей просто повезло. Дядько леший ее направил, когда Малку уж совсем окружили, в угол загнали. Да и в деревне наверняка к инквизиторше преследователей домовые духи привели, глаза затуманили. Повезло. А иначе не встала бы на ее сторону. Колдовской силы в ней и самой много, не так просто обмануть да взгляд отвести.
Вот только… Малка ясно видела на ней метку старой нежити. Сильной нежити. Видно напоролась когда-то, да одолеть не смогла, и теперь нежить выжидает удобного момента. Ни один другой упырь из нее пить не посмеет. Хотела сказать, да будто язык связало. Значит, лучше промолчать. По своей дороге она сама пройдет, чтобы в конце ни ждало.