Etcetera
Хроники инквизиции
«И да святятся имена их по делам их…»
«…В настоящее время Инквизиция кажется нам выдумкой, пережитком старых времен, отжитых обычаев и суеверий. Но тем не менее, она существовала. На территории нашего королевства когда-то было множество святых орденов, стоявших верой и правдой на защите спокойствия обычных людей. Как тогда думали. Кто-то отрицает нужду в инквизиции, называет последователей Орденов варварами и мясниками, но стоит вспомнить, что тогда большинство других рас считались нелюдями и опасными для человека, леса кишели дикими, жаждущими крови тварями, а Магистрата еще не было. Сами маги ютились в одиноких башнях вместе со своими учениками и были разобщены и разрознены. И только после Семилетней войны, когда Инквизиция была распущена, а нелюдские расы обрели равные со всеми права, Магистрат стал той силой, которая двигала вперед наше королевство, защищала наших граждан. Но в те темные, жестокие, варварские времена, которые невозможно вычеркнуть из нашей истории, Инквизиция была необходимым злом. И тем интереснее ее уцелевшие хроники. Хроники борьбы с существами, которых люди тогда не понимали. Хроники жестокости и насилия, вечное напоминание о том, к чему не стоит возвращаться…»
«…Единственное, что можно сказать об Инквизиции, она была неоднозначна. Да, да, именно неоднозначна. Сейчас, в наш просвещенный век, легко говорить, они уничтожали оборотней и вампиров, разумных сущностей, которые имели право жить. Что бы под этим ни подразумевалось у вампиров. Нет, нет, я не расист. Нет, дайте договорить. Проблема нашего века в том, что мы цепляемся к мелочам. Вот как сейчас, например… Ах, вы не то имели ввиду, благодарю покорнейше. В наш просвещенный век, все почему-то забывают о том, что в те темные и жестокие времена ныне обиженные оборотни и вампиры спокойно жрали такое злое и плохое людское население, деревни обезлюдевали, и инквизитор, человек, рискующий жизнью для того, чтобы обезопасить жизнь других, был единственным спасением тогда. Инквизиторы были герои, да, герои. И сколько ни правьте историю, вам это не стереть. Нет, я не перехожу на личности, я сказал что-то про личности? Не стоит из моих предыдущих заявлений делать вывод о том, что я скажу сейчас. Королевская гвардия была слаба, да и в подметки не годилась тренированным, по-настоящему опытным инквизиторам, которые не занимались тем, что драли налоги с несчастных торговцев и днями просиживали в трактирах. Инквизиторы были профессиональными охотниками на нечисть. Магов, да и Магистрата, тогда не было, а те, что были, отсиживались в своих башнях, и плевать им было со своих высоких башен и на короля, и на королевство, и на население. Это уже потом, когда они набрали силу, они смогли убедить короля в том, что Инквизиция, это «сборище наемников и убийц» будет только мешать королевству мирно жить и развиваться, а на самом деле Инквизиция была тогда единственной силой, с которой они должны были считаться, и после Семилетней войны они просто убрали конкурента. Может, именно они и начали эту Семилетнюю войну, маги всегда слишком лояльно относились к вампирам, и что им стоило устроить заговор. Нет, я не за старое! Да, я противник магов, да, я против Магистрата в правительстве, они слишком большое влияние оказывают на короля! Да, я за то, чтобы всех магов изгнали из страны или хотя бы подвергли строжайшему контролю! Я не отказываюсь от своих слов! Но инквизиторы были героями, единственными бескорыстными героями, которые случались за всю бесконечную историю жадности и алчности нашего королевства…»
Дождь
Когда бы я ни проезжала здесь, в этих местах всегда идет дождь. Как будто кто-то из местных высших сил догадывается, как я ненавижу эту серую беспроглядную морось, и специально норовит устроить «теплый» прием по высшему разряду. Исключительно для меня любимой. Попался бы он мне сейчас…
Колдовать у меня не выходит. Промокшие полы плаща липнут к бокам лошади с противным хлюпающим звуком. От него и еще от шелеста капель, я почти не слышу собственных мыслей и никак не могу сосредоточиться.
След той твари не находится, ни малейшего признака. Проклятье.
Слишком много времени потрачено, я почти чувствую, как оно ускользает песком сквозь пальцы. Нет, дождем.
Иногда мне кажется, что большую часть своего времени я убиваю именно на поиск. Остальное время я просто убиваю. Последние полчаса только и приходиться делать, что напряженно всматриваться в лес по обеим сторонам дороги. Ощупываю, вынюхиваю, втягиваю в себя пропахший гнилой сыростью и разложением воздух. С самого детства дождь пахнет для меня только так.
Капюшон приходится откинуть, он мешает мне видеть в подступающих сумерках. Ливень словно только этого и ждал, заливает мне глаза, с такой поспешностью, как будто мечтал об этом всю жизнь. Я задыхаюсь от гнетущего запаха и гнили и слепну. Беспомощно шарю в разводах того, что еще осталось от моего зрения, и с руганью много раз вытираю глаза рукавом. Как и тогда помогает не очень. Я сжала зубы и постаралась не вспоминать.
Следы появились у перекрестка. Это неприятно удивило. Теоретически волкодлак не является нежитью, а, значит, его не должны притягивать такие места, как сосредоточения дармовой силы. Хотите встретиться с покойным родственником или призраком запавшего в душу барда и не нарваться на их ненависть ко всем обитателям этого мира? Нет ничего легче. Идите на перекресток, только там проще представить себя живым и понять нас мертвому. Повернитесь три раза, посыпьте голову его прахом и ждите. Возможно, вы даже выживите. Половина, во всяком случае, выживают.
Мое чутье тянет меня вглубь леса, и я послушно иду, как овечка на закланье. Правда, как очень опасная овечка.
Плащ больше не помогает, а только тянет к земле, цепляясь за кусты и ветки. Он тяжелый, и вытянувшийся край волочится следом, словно заметая следы. Никто не узнает, что я проходила тут. Никогда. Плащ я решаю снять. Нужно дать шанс благодарным потомкам найти мой хладный труп и организовать могилку. Что-нибудь простенькое и со вкусом. Золото или серебро. Хотя, что там шеф говорил насчет этих презренных металлов. Скряга.
Сверху струится моросящая мокрая мерзость. Дождь больше не кажется мне холодным, при сильном переохлаждении это бывает. Он теплый и липкий, как кровь.
Я провела руками по лицу, стряхнула в сторону. В наступающих сумерках не видно, какого цвета влага у меня на ладонях.
Мельница показывается мне не сразу. Вначале в просветах между деревьями мелькает то часть ее водяного колеса, то остов темной крыши, словно смутные очертания одряхлевшего усталого великана. В просветах между ставнями мерцал тусклый огонек. Клиент дома. Я рада. Я рада?
Не знаю, почему нечисть предпочитает мельницы. Наверно, главную роль играет удаленность от остального людского жилья, не муку же они в самом деле жрут. Я застываю в темноте, у самого крыльца и некоторое время не могу заставить себя подняться по ступенькам. Ветер бросает мне дождь в лицо. По-моему, я даже не дышу. Поиски окончились, я успела, и это важно, это спасет чью-то непутевую, завалящуюся жизнь, на которую мне абсолютно плевать.
Но знаете, что мне больше всего хочется – выбраться отсюда. Просто выбраться, и никаких изощренных желаний вроде мешка золота и мирового господства. Поскорей бы закончить то, зачем пришла и завалиться в какую-нибудь таверну, сиротливо оставленную на дороге, заказать там дешевого кофе, наверняка отдающего прогорклым старым мешком и еще совсем немного плесенью. Незлобиво ухмыльнуться нервно теребящему фартук хозяину, и, наконец, согревшись – забыть. Все забыть, и этот подыхающий под тяжестью ливня лес, и окоченевшие пальцы, которых я уже полчаса не чувствую, и так пугающую меня слепоту, и поселившийся внутри неизгоняемый холод. И особенно то, что будет дальше. Хотя бы до следующего раза.