– Робот – такой же, как Герон, – отозвалась Шарлотта. – Помнишь, на Эйфелевой башне, у Тесла?
Элиза кивнула.
– Только этот в сотню раз больше. Смотри, он направляется к нам!
Так оно и было. Своей валкой походкой робот мало-помалу приближался к «Калипсо». Из его головы вырывались струи пара, тут же превращающиеся в гроздья пузырей, а от шагов ощутимо сотрясалась донная почва.
Через несколько мгновений он был рядом. Чудовищные ножищи протопали прямо перед иллюминаторами рубки, и Шарлотта услышала, как двое-трое матросов начали молиться. Что стало с этими жесткими и грубыми парнями, просоленными морем, которые постоянно донимали ее своими насмешками во время экспедиции! Они превратились в кучку жалких трусов.
Только Элиза продолжала сохранять самообладание. Шарлотта заметила, как вспыхнули глаза женщины.
– Я же говорила тебе, что существует некая цель, – горячо прошептала она. Я больше чем уверена, что все мы будем спасены!
Едва Элиза произнесла эти слова, как механический человек наклонился, протянул свои огромные руки и вцепился в корпус корабля. Раздался ужасный скрежет, звон металла, и новый толчок сотряс несчастное судно. «Калипсо» при этом на несколько метров оторвался ото дна, а палубный настил рубки заходил под ногами, как при землетрясении. Шарлотта втиснулась между бортом и стальной балкой, чтобы снова не упасть, и при этом ухитрялась держать еще и сумку с Вилмой.
Подняв «Калипсо», робот протащил корабль несколько десятков метров и снова опустил на дно. Корпус судна при этом скрипел и стонал, грозя разойтись по швам. Теперь и Шарлотте оставалось только молиться, чтобы он выдержал чудовищные нагрузки, иначе – конец всему.
Затем все повторилось в том же порядке. Стальной человек тащил их вместе с кораблем сквозь мрак, все глубже и глубже погружаясь в обширную расселину.
Когда первоначальный шок прошел, Шарлотта тоже пришла к выводу, что Элиза права. Существовал какой-то план. Должен был существовать. Все происходящее было кем-то тщательно подготовлено ради достижения конкретной цели. Если «Калипсо» еще чуть-чуть продержится, то вполне возможно, что они наконец-то узнают, кто и зачем все это затеял…
…Ил на дне мешал продвижению вперед. Каждый шаг свинцовых сапог Оскара вздымал вверх клубы мути, ухудшавшей видимость. Свет подводного фонаря превращался в светящийся туманный ореол. К счастью, ориентироваться им помогал рассеянный свет, сочившийся из расщелины, иначе они давно сбились бы с пути.
Далеко позади все еще виднелись округлые очертания «Наутилуса», их последнего прибежища на пути к неведомому. При мысли о том, не было ли страшной ошибкой то, что они решились покинуть батисферу, Оскара охватила легкая паника. Но в конце концов он здраво рассудил, что ломать голову над этим уже не имеет никакого смысла. Как бы ни повернулись события в дальнейшем, все пути назад отрезаны.
Через несколько сотен шагов илистое дно осталось позади. Поверхность дна стала каменистой, и видимость сразу улучшилась. Бледные, похожие на угрей рыбы медленно извивались среди обломков гранита размером с футбольный мяч, а попадая в луч фонаря, немедленно обращались в бегство. Других существ, смахивающих на песчаных мокриц величиной с башмак, свет, наоборот, притягивал. Всякий раз, когда они подбирались чересчур близко, Оскар обходил их стороной. К счастью, глубоководная зона оказалась далеко не так плотно заселена, как они предполагали. Дюжина реснитчатых червей, какие-то многоножки да пара видов моллюсков, – вот и все.
Шаг за шагом экипаж «Наутилуса» продвигался по дну, но теперь вокруг них высились обломки судов – ржавые, измятые, словно скомканная бумага, корпуса, ребра рассыпающихся от коррозии шпангоутов, изломанные мачты и обрывки такелажа. Все это делало каждый шаг невероятно трудным и опасным, но Оскар продолжал размышлять.
Как с ними могли случиться все эти несчастья? Где они допустили ошибку? Или ошибкой была сама затея Гумбольдта взяться за расследование гибели греческих судов? Разумеется, во время путешествия в Анды Оскару тоже приходилось попадать в сложные ситуации. И тогда он клял себя за легкомыслие и мечтал поскорее оказаться дома, в Берлине. Но то, что происходило с ними сейчас, было во сто крат хуже. Их жизнь висела на волоске, и достаточно ничтожной случайности, чтобы все они нашли здесь сырую и мрачную могилу. Каждый глоток воздуха напоминал, что вокруг них чужой мир, которому они не принадлежат, и малейшая оплошность может ежесекундно обернуться гибелью.
Тем не менее, Оскар продолжал идти вместе со всеми, и движение понемногу развеивало мрак, охвативший его душу. Движение шло ему на пользу. Оно изгоняло холод из тела и вселяло надежду на благополучный исход, каким бы невероятным он сейчас ни казался.