– Добро пожаловать во Дворец Посейдона. – Ливанос широко раскинул руки. – Ныне это резиденция Дарон.
Шарлотта сделала еще несколько шагов.
Передний придел храма был заполнен большими серыми металлическими ящиками и шкафами, на лицевой стороне которых мерцали и подмигивали тысячи маленьких лампочек. Они вспыхивали и гасли в каком-то неуловимом ритме, словно аккомпанируя неслышимой музыке, и при этом создавали узоры, напоминающие те, которые образуют в море скопления крохотных светящихся животных – ночесветок. В центре храма – там, где полагается находиться алтарю для жертвоприношений, возвышался отдельно особенно большой металлический ящик, к которому тянулось великое множество проводов и кабелей, некоторые толщиной с руку. Неподалеку от возвышения кабели ныряли под стеклянные плиты пола и исчезали. Из ящика лился густо-вишневый свет, напоминающий тот, который исходит от потока раскаленной лавы.
Вокруг не было ни единой живой души. Было очевидно, что здесь они одни.
– Но я никого не вижу, – сказала Шарлотта. – Дворец пуст.
– О, Дарон здесь, – произнес Ливанос с улыбкой. – И она приветствует вас. Не так ли?
– Разумеется!
Эхо подхватило и разнесло во все уголки здания приятный женский голос. Казалось, он исходит отовсюду.
– И не забывай – я сделаю все, чтобы ты был счастлив. Ты хорошо это знаешь.
Гумбольдт сосредоточенно нахмурился.
– Значит, Дарон – машина?
– Совершенно точно. – Ливанос покатил на своем кресле к подмигивающим панелям управления. – Искусственный разум. Дифференциальная машина, самостоятельно развившая свое сознание. Она контролирует все процессы в нашем городе. Заводы, мастерские, снабжение пресной водой и воздухом, функционирование всех до единого роботов. Здесь нет ничего, что работало бы без ее участия. Если с Дарон что-нибудь случится, город мгновенно погрузится во тьму. Если я мозг Медитеррании, то она – ее сердце.
– Она? – Океания не могла отвести взгляда от множества мерцающих лампочек. – Но как машина может иметь пол?
– Этого я не сумею вам объяснить, – ответил Ливанос. – Так произошло само собой. Возможно, все дело в слиянии машины с кристаллом. – Он указал на ящик в центре храма. – Кристалл привел нас сюда, и когда «Левиафан» ушел под воду, мы опустились на дно неподалеку отсюда. В ту пору Дарон была обычной дифференциальной машиной, предназначенной для руководства простыми ремонтными и профилактическими работами на судах. Мы отправили несколько дронов на дно, чтобы те отыскали источник сверхмощного сигнала, и обнаружили кристалл. Он находился на глубине нескольких метров под поверхностью дна и был завален скальными обломками. Мы извлекли его оттуда и перенесли на борт. С того времени все пошло по-другому. Дарон начала брать на себя все больше функций, отремонтировала сильно поврежденный «Левиафан» и начала создавать первую биосферу. В ней она меня и выходила, но прошли целые месяцы, прежде чем я поправился настолько, чтобы передвигаться и ясно мыслить.
– А что стало с «Левиафаном»?
– Впоследствии он был использован как сырье. Из его металла мы построили «Спрут» и Голема.
– Голема?
– Того огромного робота, который доставил ваш корабль на переработку. Он был одной из первых конструкций, созданных самой Дарон. Со временем мы перенесли ее резиденцию сюда. Но прежде восстановили Дворец Посейдона и переместили сюда кристалл. Дарон и кристалл образовали новую форму жизни – нечто вроде симбиоза, который нередко встречается в мире животных и растений.
– Отлично сказано, Искандер!
Гумбольдт указал на багровый свет, льющийся с алтаря.
– Кристалл находится там?
– Мы называем его Сердце Атлантиды. Хотите взглянуть?
Ученый улыбнулся:
– Еще бы!
– Тогда следуйте за мной.
Ливанос нажал кнопку на рукоятке своего кресла и с тихим жужжанием покатил к возвышению. Сквозь стеклянные плиты пола было видно, как отсюда во все стороны разбегаются кабели, отчего возникало ощущение, будто ступаешь по гигантской паутине. Стеклянные плиты ощутимо подрагивали, словно рядом работал могучий генератор.
Только вблизи Шарлотта смогла по-настоящему рассмотреть, что представлял собой загадочный кристалл. Он имел около метра в длину, не больше двадцати сантиметров в ширину и словно парил в воздухе, не поддерживаемый ничем. При этом он медленно вращался, испуская красноватый свет. Это зрелище нельзя было сравнить ни с чем из того, что до сих пор приходилось видеть девушке.
– Это всего лишь осколок первоначального монолита, – пояснил Ливанос. – Изначально он был куда больше, но значительная его часть распалась во время грандиозного взрыва. Уже в течение десяти лет – с тех пор, как был основан подводный город, – мы продолжаем поиски других обломков, но пока безрезультатно.