В небо взвилась тарелочка. Гумбольдт вскинул арбалет, прицелился и выстрелил. Диск разлетелся на тысячу осколков. Оскар выпустил следующую тарелочку, и она тоже превратилась в красное облако. Шарлотта зааплодировала. Однако третья попытка оказалась неудачной. Очередь Лилиенкрона. Ученый щелкнул прикладом и вскинул винтовку на плечо.
– Готов!
Механизм выпустил тарелочку. Лилиенкрон прицелился и выстрелил. Раздался щелчок. В воздухе запахло порохом. Диск равнодушно продолжал полет.
– Неудача, – заметил Гумбольдт. – Но у вас есть еще четыре попытки.
Снова Оскар нажал на рычаг, тарелочка снова разлетелась на кусочки.
Гумбольдт довольно улыбнулся:
– Давай дальше!
Последний выстрел. Четыре попадания из пяти – отличный результат!
Гумбольдт с гордостью оперся на арбалет.
– Остались только вы, – сказал он. – Уж постарайтесь!
Лилиенкрон дал знак, взлетела тарелочка. Он вскинул винтовку, прицелился и выстрелил. Опять промах!
– Вы должны постараться, если вообще хотите попасть, – снисходительно заметил Гумбольдт. – По крайней мере, вы должны стремиться к почетному второму месту, раз уже не можете выиграть.
– Погодите, – Лилиенкрон подкрутил прицел. – Как я уже говорил, при низкой температуре существует своя специфика. Первые выстрелы служат для того, чтобы сориентироваться. Теперь все получится.
Оскар удивлялся, как геолог может оставаться таким спокойным. Ведь выиграть соревнование ему уже никак невозможно.
– Выпускайте, мой мальчик.
Оскар нажал на механизм. Высоко в воздух взлетела тарелочка. Лилиенкрон прицелился и нажал на курок. Она со звоном разлетелась на части.
Он с довольным видом передернул затвор. На палубу упала пустая гильза.
– Следующую!
И снова попадание.
Элиза захлопала в ладоши:
– Прекрасно! Еще раз!
Тонкие губы геолога растянулись в улыбке. Он проверил прицел и посмотрел вдаль.
– Сколько тарелочек подряд может выпустить эта штука?
– Что вы сказали?
– Только одну или можно больше?
Оскар посмотрел на устройство. Центрифуга была сделана из листовых рессор и придавала хорошее ускорение. Рельс, по которому скользили тарелочки, мог разместить и больше одной.
– Не знаю. Может быть, три или четыре. Я еще не проверял.
– Хорошо. Тогда, пожалуйста, три.
– Но…
– Ты же говорил, что может получиться.
– Да, но… – юноша растерянно покосился на Гумбольдта.
– Если профессор желает, пусть попробует. Мне эта идея кажется безумной, но правила этого не запрещают.
Оскар схватил коробку с тарелочками и зарядил три красноватых диска. Он оттянул рычаг, – механизм готов к запуску.
– Не хотите оставить только две? Тогда могла бы получиться ничья.
– Три.
Оскар покачал головой.
– Готово! – воскликнул он.
На палубе стало тихо. Состязание принимало неожиданный поворот.
– Запускай! – велел Лилиенкрон.
Оскар отпустил рычаг. Механизм взвизгнул, и в разные стороны разлетелись три тарелочки.
Лилиенкрон вскинул винтовку и выстрелил. Один диск рассыпался в пыль. Молниеносным движением, почти не заметным для глаза, он опустил винтовку, передернул затвор и снова вскинул на плечо. Бумс! Разлетелась вторая тарелочка. По палубе покатилась патронная гильза. В воздухе повисло пороховое облако. Последнюю тарелочку едва можно было разглядеть. Вряд ли в нее можно попасть с такого дальнего расстояния. Геолог прицелился и нажал на курок. Раздался треск. Оскар смотрел в сторону цели. Пуля летела прямо на нее. Время, казалось, растянулось, словно резиновая лента. И когда юноша уже был уверен, что профессор промахнулся, диск превратился в облачко красноватой пыли. Элиза подпрыгнула и захлопала в ладоши.
– Выиграла!
Лилиенкрон улыбнулся.
– Просто невероятно, – кричала Элиза. – Правда?
На палубе воцарилось растерянное молчание. Хуже всего пришлось Гумбольдту. Его губы превратились в тонкую ниточку. Он молча сунул руку в карман и передал Лилиенкрону и Элизе монету. Потом шагнул к пусковому механизму и вставил туда четыре тарелочки. Не обращаясь за помощью, он зарядил арбалет и отвел рычаг. Совершенно спокойно он поднял арбалет и выстрелил вслед удаляющимся дискам. От грохота вздрогнул корабль. На долю секунды небо превратилось в раскаленное солнце. На «Пачакутек» словно налетел порыв ветра, едва не сбив пассажиров с ног. Их обдало жаром. От тарелочек не осталось и пыли.
Когда все отошли от потрясения, Гумбольдт уже исчез под палубой.