– Вы правы, – пробормотал Лилиенкрон. – Вы безумец. Теперь даже я в этом уверен. Один вопрос: даже если не учитывать того, что мы не понимаем язык каменных, что может им помешать взять в плен всех нас? От нас им нет никакой пользы, кроме мышечной силы.
– Тут вы ошибаетесь, Лилиенкрон. Кое-что есть.
Ученый бросил на Гумбольдта скептический взгляд.
– И что это, позвольте поинтересоваться?
– Знания, – постучал себя по лбу исследователь. – Информация. То, что им непременно нужно получить, в чем они очень нуждаются. Правда, я не уверен, пойдут ли они на переговоры.
– Что за информация? О чем вы говорите? Поделитесь с нами. Мы имеем право знать.
Гумбольдт покачал головой.
– Нет. Для вашего же блага.
– Но…
– Вас когда-нибудь допрашивали? По-настоящему, а не в виде душевной беседы?
– Вы имеете в виду пытки?
Гумбольдт кивнул:
– Поверьте, ни один человек пытки не выдержит. Если будет хоть малейшее подозрение, что вы что-то скрываете, вас будут пытать до тех пор, пока вы не выложите все. И будьте уверены, вы расскажете все. Даже то, чего не знаете. Единственный шанс, это не знать. Именно поэтому я ничего не могу вам рассказать. Никому из вас, – он обвел взглядом свою команду.
У Оскара защемило сердце. Он не знал, что отца пытали. Когда это было, и какие тайны у него выведывали? Но спросить об этом он не решился. Не сейчас.
Время шло.
Они спали, наблюдали, выжидали. Оскар дремал и думал о Лене. Как они встретились, как вместе совершали первые разбойничьи налеты, как потом над этим смеялись. Как часто он не спал и ждал, когда же она вернется. Как часто считал часы до следующей вылазки, и бывало, с волнением сидел у ее кровати, когда она была больна. Он рассказывал ей истории, читал, иногда даже пел. Даже несмотря на все трудности, все плохие воспоминания тускнели, в памяти оставалось только хорошее. А вот теперь ее нет, и может статься так, что они больше никогда не увидятся. Он утер слезу в уголке глаза. Проклятая пещера! Даже после стольких дней, проведенных здесь, внизу, он никак не может привыкнуть. Слишком низкое содержание кислорода, слишком высокое – серы. Страшная сухость и нестерпимая жара.
В хмурых сумерках красного небосвода минуты незаметно перетекали в часы, часы – в дни.
Поодаль сидели Гумбольдт с Лилиенкроном и что-то обсуждали.
Вскоре они вернулись.
Их вердикт был неутешительным.
– Никаких шансов, – заявил Гумбольдт с серьезным выражением лица. – Ворота охраняются круглые сутки. Стража меняется каждые четыре часа, причем за это время никто никуда не отлучается. Пост покидают только тогда, когда приходит смена. Пробраться внутрь незаметно не получится. Остается только прорваться силой, но это будет равносильно самоубийству. Каменные – отличные воины, хотя сражаться им, собственно, и не с кем. Этот мир и без того принадлежит им. А здесь кроме песчаных акул, врагов у них нет. – Он уперся руками в бедра: – Решено. Я иду к ним и предлагаю обмен. Ничего другого не остается.
– Подожди, – Элиза мягко положила руку ему на плечо. – Мне бы хотелось попробовать последний вариант. Мы с Оскаром говорили об этом, и он тоже не против. Нужно только знать, где держат Лену.
– Что попробовать? О чем вы говорите?
– Позже расскажу. Сейчас мне нужно абсолютное спокойствие. Мне нужно вступить в контакт с Леной, и нельзя, чтобы мне мешали. Есть ли у нас какая-то ее вещь, которую она любит?
– Да, вот, – Шарлотта вынула что-то из сумки. – Заколка. Я ее сберегла.
Она вытащила украшение, которое Лена купила в торговом доме.
– Очень хорошо, – обрадовалась Элиза. – Этого должно хватить. Я сяду вон там, на камень, и, пожалуйста, не мешайте мне ближайшие десять минут.
Оскар смотрел, как Элиза взобралась на высокий камень, раскрыла сумку с лекарственными травами и настойками и начала смешивать ингредиенты.
– Что она делает? – спросил Лилиенкрон.
– Думаю, готовится к переселению души, – объяснил Оскар. – На ее родине, на Гаити, это распространенный способ общения с умершими. Но он действует и в отношении живых. Очень важно, чтобы никто не помешал проведению ритуала. Иначе, можно ожидать катастрофических последствий.
– Например?
– Душа Элизы может заблудиться и больше не вернется в тело. Люди, с которыми происходит подобное, превращаются в пустые оболочки, – в зомби, как их называют на Гаити.