Хроники: из дневника переводчика

* * *

Но во Франции это не принято.

3 июня 2015 2. Как это делается у нас. От «Ворона» — к «Ворону», Арман Робен

Эдгар По написал несколько стихотворений, в которых важную роль играет словесная игра. Самое известное из них, конечно, «Ворон» — это романтическая баллада, построенная на внутренних рифмах и аллитерациях. Она может нравиться или не нравиться — вопрос в другом. «Ворон» переведен на десятки языков, и переводчики во всем мире, работая над этим стихотворением, задавались одним и тем же вопросом — как сделать, чтобы единственная фраза, которую произносит ворон — знаменитое «nevermore» — звучала как настоящее воронье карканье.

Это очень длинное и невероятно известное стихотворение, но я все-таки процитирую последнюю строфу на английском:

And the Raven, never flitting, still is sitting, still is sitting
On the pallid bust of Pallas just above my chamber door;
And his eyes have all the seeming of a demon’s that is
                                                        dreaming,
And the lamp-light o’er him streaming throws his shadow
                                                     on the floor;
And my soul from out that shadow that lies floating on
                                                     the floor
Shall be lifted nevermore!

Достаточно просто прочесть вслух эти: «never flitting, still is sitting, still is sitting» и «On the pallid bust of Pallas» и дальше в таком же духе до самого «nevermore», рифмующегося с «door» и «floor», и заметить аллитерацию на[fl] — «flitting», «floor», «floating», «lifted»… Все это написано ради звукописи.

Существует несколько русских переводов, сделанных известными поэтами-символистами — Бальмонтом и Брюсовым, есть переводы на немецкий, финский, шведский, польский, чешский языки, есть знаменитый перевод на португальский, выполненный в 1924 году Фернандо Пессоа, приведу последнюю строфу из него:

Е о Corvo, nanoiteinfinda, está ainda, está ainda,
No alvobusto de Atena que hápor sobre os meus umbrais.
Seuolhar tem a medonha cor de umdemônio que sonha,
E a luz lança-lhe a tristonha sombra no chao mais e mais.
E a minhalmadessa sombra que no chaohá mais e mais,
Libertar-se-á… nunca mais!

Даже не зная португальского, понимаешь, что Пессоа выстроил свой текст по той же ритмической и звуковой схеме, которая заложена в английском тексте, и что, если какие-то детали при дословном переводе не совпадут, это не имеет значения, потому что при переводе с английского на португальский сохранено главное — то, ради чего этот текст написан, а именно — звукопись. Потому что именно от звуковых повторов возникает это наваждение, из них, из этих повторов, рождается сам ворон — мрачный образ смерти. И все русские переводы и немецкие, все без исключения, ставят себе задачу тем или иным способом это передать. Сам ритм и форма, которую Эдгар По создал для этого стихотворения, не существуют в готовом виде ни в каком другом языке — это новая, ни на что не похожая форма, но во всех переводах, которые я читал, так или иначе, каждый раз с какими-то своими особенностями, именно эта уникальная форма воспроизводится на другом языке, средствами другой литературы. Любой перевод — это усвоение нового, открытие, попытка воссоздания.

* * *

Это стихотворение, конечно, переведено и на французский. И, прямо скажем, не какими-нибудь второсортными литераторами. Первыми его перевели, как известно, Бодлер и Малларме.

Вот как выглядит последняя строфа у Бодлера:　

Et le corbeau, immuable, est toujours installé, toujours
installé sur le buste pâle de Palias, juste au-dessus de la porte　
de ma chambre; et ses yeux ont toute la semblance des yeux
d’un démon qui rêve; et la lumière de la lampe, en ruisselant
sur lui, projette son ombre sur le plancher; et mon âme, hors
du cercle de cette ombre qui gît flottante sur le plancher, ne
pourra plus s’élever, — jamais plus!