Читал мне Эткинд и другие его стихи. Например, написанные в самом начале войны, когда все молодые люди уходили на фронт, а он, Алик Ривин, остался в Ленинграде и бесследно исчез — должно быть, умер в блокаду.
Как придет война большая,
Уберемся мы в подвал.
Тишину с золой мешая,
Ляжем на пол, наповал…[3]
Позже я перевел эти стихи:
Quand viendra la guerre grande
Terrons-nous dans les abris,
Mélangeant silence et cendre,
Mornes, rances, louches, gris.
Moi, l’inapte, avec les mioches
Je me tords mes doigts broyés —
La chronique du cinoche,
Sous les bombes l’oreiller.
Quel crétin roulait carrosse,
Qui bouffait les petits oignons,
Abrutis et pauvres gosses
Qui se crêpent le chignon.
Brins de thé, les ans voltigent,
C’est la mort, au fond, qui bout —
Toi et moi, enfants prodiges,
On peut dire: «je m’en fous».
Dans le champ d’honneur la balle
Cherche à t’embrasser le front.
Pan, c’est fait. Le vent t’emballe.
Le barbu divin dit «bon».
Dors sous terre, pauvre cave,
Je dérange pas les morts,
Mais je tremble dans ma cave
Et je vis, je vis encore!
Carabosse fauche, fauche,
Troue les âmes, troue les peaux.
Morts à droite, morts à gauche,
Moi, dessous — sous un corbeau.
Эткинд читал его наизусть. Целые стихотворения, иногда фрагменты.
Мне исполнилось двадцать два. В день рождения я получил письмо. Эткинд, почти не умевший печатать на машинке (сколько его статей перепечатала мама!), перепечатал для меня все его стихи, которые помнил. На трех страничках. Все, уцелевшее от этой жизни.
Ефим Эткинд умер в 1999 году. У меня остались три этих листка.
Мои переводы стихов Ривина не опубликованы.
2 января 2015
Афанасий Фет «Ласточки» «Les hirondelles»
Témoin oisif de la nature,
J’aime oublier le monde et voir
Une hirondelle, flèche obscure,
Lorsque l’étang s’emplit de soir.
Elle s’élance, elle s’échappe, —
On prie pour que le verre plat,
Cet autre monde, ici, ne happe
L’éclair de l’aile qui s’abat.
Mais c’est toujours la même
peine,
Toujours le même sombre jet…
N’est-elle comme l’âme humaine
A la naissance d’un projet?
Ne suis-je tel, fait de poussière,
Osant entrer toujours plus haut,
Dans l’autre monde, hors des
frontières,
Pour picorer ma goutte d’eau?
Природы праздный соглядатай,
Люблю, забывши все кругом,
Следить за ласточкой
стрельчатой
Над вечереющим прудом.
Вот понеслась и зачертила —
И страшно, чтобы гладь стекла
Стихией чуждой не схватила
Молниевидного крыла.
И снова то же дерзновенье
И та же темная струя, —
Не таково ли вдохновенье
И человеческого я?
Не так ли я, сосуд скудельный,
Дерзаю на запретный путь,
Стихии чуждой, запредельной,
Стремясь хоть каплю зачерпнуть?
1884
Я перевел это стихотворение для антологии, которую Ефим Эткинд готовил в издательстве «Maspero», — она вышла в 1983 году… Мне был тогда 21, потом 22 года. Помню, с каким пылом я работал над переводами для этой книги. Эткинд предоставил мне полную свободу — я читал, рылся в книгах, пробовал перевести то одно, то другое; я жил, окунувшись в эту музыкальную волну, нет, в эти волны, — Батюшков, Туманский, Пушкин, Дельвиг, Гнедич, Рылеев, Веневитинов, Вельтман, Лермонтов, Фет, Блок, Мандельштам, Маяковский («Флейта-позвоночник»), Багрицкий, Тихонов, Заболоцкий, Введенский, Олейников, Илиазд, Волошин, Пастернак, Антокольский, Корнилов, Павел Васильев, Сельвинский, Гудзенко, Твардовский, Кочетков, Бурич, Гитович, Винокуров, Самойлов, Тарковский, Коржавин, Липкин, Бродский… Перечитывая сейчас те свои переводы, я нахожу в них невообразимое множество недостатков, они в самом деле очень несовершенны. Но как бы сказать? Сейчас, в январе, я возвращаюсь к тем двум годам, полным радости и работы, — и до чего же легко было Эткинду заставить меня всё начать сначала, когда он чувствовал, что перевод слабый… На самом-то деле он был еще недостаточно строг.
вернуться
Продолжение стихотворения по-русски таково:
Мне, безрукому, остаться
С пацанами суждено,
И под бомбами шататься
Мне на хронику в кино.
Кто скитался по Мильенке,
Жрал дарма а-ля фуршет,
До сих пор мы все ребенки,
Тот же шкиндлик, тот же шкет.
Как чаинки, вьются годы,
Смерть поднимется со дна,
Ты, как я, — дитя природы
И прекрасен, как она.
Рослый тополь в чистом поле,
Что ты знаешь о войне?
Нашей общей кровью полит
Ты порубан на земле.
И меня во чистом поле
Поцелует пуля в лоб,
Ветер грех ее замолит,
Отпоет воздушный поп.
Вот и в гроб тебя забрали,
Ох, я мертвых не бужу,
Только страшно мне в подвале,
Я еще живой сижу.
Сева, Сева, милый Сева,
Сиволапая свинья…
Трупы справа, трупы слева
Сверху ворон, сбоку — я.