Вот наиболее пикантные выдержки из разоблачений Асулина:
«В начале 1974 года французское налоговое управление возбудило следствие против моего зятя. Флатто-Шарон знал, что если в руки следователей попадут документы о деятельности одной из возглавляемых им фирм, то не миновать ему тюрьмы. Флатто, обладающий сверхъестественным чутьем на опасность, разработал план, восхитивший меня своей эффектной простотой. Он велел доверенному сотруднику положить все документы в багажник машины, вывезти ее в лес и там оставить. Когда это было сделано, люди Флатто-Шарона взломали багажник и забрали документы. На следующий день Флатто поспешил в налоговое управление.
— Понимаете, — объяснял он следователям, — я знал, что вы затребуете эти документы и велел своему бухгалтеру привести их в порядок. Он хотел поработать дома и положил все документы в свою машину. И надо же, чтоб случилось такое несчастье. Машину угнали…
Следователи пытались успокоить Флатто-Шарона, но он был безутешен».
В марте 1975 года, когда Флатто-Шарон находился в Женеве, его похитили трое людей, личности которых так и остались невыясненными.
Один из них сказал ошеломленному таким кульбитом судьбы Флатто-Шарону: «Мы знаем о тебе все и восхищаемся твоей ловкостью. Дай Бог нам столько здоровья, сколько у тебя миллионов. Но нам много не надо. Всего за пять миллионов франков мы готовы отпустить тебя в твой Израиль. Ну, разве мы не покладистые малые?»
Флатто был вынужден согласиться с этим определением. Для того, чтобы у клиента были все основания как можно энергичнее позаботиться о своем освобождении, «покладистые малые» обращались с ним отнюдь не как с принцем крови. Флатто-Шарон связался со своим ближайшим сотрудником и компаньоном Тибором Хаджадо и велел ему немедленно отправляться в Женеву с наличными. Люди, во власти которых он оказался, признавали лишь этот вид финансовых операций. Хаджадо примчался на выручку, но с собой привез лишь два миллиона. Посовещавшись, похитители все же освободили Флатто, оставив у себя «в гостях» его компаньона до тех пор, пока не получат всей суммы. При этом они намекнули, что терпение их не безгранично.
Флатто выкупил друга и спасителя лишь через месяц. Исхудавший Хаджадо стал похож к тому времени на старого облезлого кота. В полицию друзья, по вполне понятным причинам, не обращались.
Самой крупной бомбой в показаниях Жака Асулина был его рассказ о намерении Флатто-Шарона ликвидировать Тибора Хаджадо.
Начиная с 1974 года Хаджадо был в курсе всех секретов своего компаньона и мог стать очень опасным. Низенький, подвижный, с лисьей мордочкой, он производил впечатление человека, с которым шутить опасно. Флатто задолжал Хаджадо полмиллиона долларов и, чтобы рассчитаться, перевел на его имя четыре своих магазина в центре Тель-Авива. Хаджадо, однако, не был удовлетворен и подал на своего бывшего компаньона в суд, утверждая, что Флатто остался ему должен 177 тысяч долларов. Главным свидетелем обвинения на суде выступил все тот же Жак Асулин, давно ставший для Флатто-Шарона настоящим кошмаром.
Вот еще одна любопытная выдержка из его показаний:
«В 1981 году зять позвонил мне в Париж и сказал:
— Приезжай немедленно. Поможешь мне готовить предвыборную кампанию.
Ему опять хотелось в кнессет. Я приехал. После первых приветствий Флатто сказал:
— Поговори с Тибором. Я с ним в конфликте. Этот „хорек“ угрожает открыть пасть и испортить мне весь праздник…
Я отправился к Хаджадо, с которым был в приятельских отношениях. Выслушав меня, Тибор сказал:
— Передай Флатто, что плевать я на него хотел. Если он не закончит со мной дела по-человечески, то я сделаю ему то, что он устраивал другим.
Когда я рассказал Шмуэлю о нашем разговоре, он пришел в такое бешенство, что даже губы у него побелели.
При мне он позвонил в Испанию своему деловому партнеру Джеку Энгельгардту и сказал: „Джек, надо заставить замолчать старого „хорька“ Хаджадо. Желательно навсегда. Что ты думаешь об автомобильной катастрофе?“»
Когда Асулин давал эти показания, в зале суда раздавались недоверчивые смешки. Жак повысил голос: «Ваш смех неуместен, — почти закричал он. — Я присутствовал при этой беседе. В тот же день я предупредил Хаджадо.