Выбрать главу

Войну он закончил с раздробленной ногой и со знаком отличия за доблесть. С поля боя его вынесли парашютисты Йони Нетаньягу, погибшего позднее в ходе операции в Энтеббе. Когда у Бен-Ханана родилась дочь, он назвал ее Йони.

Шмулик Аскеров остался полупарализованным. Лишь немногие знают, какие огромные способности загублены в этом человеке. И вот уже свыше двадцати пяти лет раз в неделю Йоси приезжает к другу и остается у него ночевать. Впрочем, они почти никогда не ложатся — беседуют до рассвета. Шмулику трудно разговаривать, и говорит обычно Йоси. Страстно, убежденно. А Шмулик слушает и улыбается углом рта. И бывает счастлив. Раз в неделю…

Армия любила Йоси и… опасалась. Он ведь непредсказуем и неуправляем. С одной стороны, крупность его превышала принятые в армии критерии, а с другой, он в чем-то так никогда и не повзрослел. Никто не отрицал его огромных интеллектуальных возможностей. Но, говорили многие офицеры, Йоси не должен командовать крупными воинскими соединениями. Он слишком поддается эмоциям. У него начисто атрофировано чувство страха. Это прекрасное качество для командира взвода, но не для командующего, ответственного за вверенные ему жизни. Сфера Йоси — военная теория. Здесь он неуязвим.

И Йоси стал стратегом. Сначала окончил американскую академию бронетанковых войск в Форт-Нокс, потом Гарвардский и Стэнфордский университеты.

В 1981 году, в возрасте 36 лет, стал бригадным генералом. Возглавлял отдел стратегических исследований генштаба. Однако целых девять лет пришлось ему ждать очередного чина.

Для Йоси не существовало ни непоколебимых авторитетов, ни непогрешимых людей. Но перед двумя людьми он преклонялся, чтил больше отца с матерью. Это американский еврейский писатель Герман Вук и Любавический ребе. Герман Вук стал его Вергилием в мире еврейской истории и культуры. Впрочем, Вук сам преклонялся перед Бен-Хананом, видел в нем образец еврейской доблести и даже сделал его героем одного из своих романов.

А Любавический ребе стал для Йоси воплощением мессианских чаяний. Йоси удостоился нескольких встреч с ним и никогда не расставался с фотографией учителя. Это Любавический ребе запретил Бен-Ханану уход из армии и предсказал, что ему будет присвоено звание генерал-майора.

На церемонию по поводу назначения Бен-Ханана начальником военной академии явились все генералы израильской армии: это было похоже на парад звезд. Как говорил Бегемот на балу у Сатаны, «ни один не заболел, ни один не отказался». Йоси достиг вершины своей военной карьеры.

И — наступила амортизация души. Потускнели идеалы, разбрелись друзья. Новая должность была хоть и почетной, но, в сущности, незначительной. Бен-Ханан вдруг понял, что армия нуждается в нем гораздо меньше, чем он в ней. Постепенно стало исчезать чувство реальности. Обступили призраки. Началась борьба с врагами, которых не было. Наконец и он изведал чувство страха. Бен-Ханан боялся теперь многого. Надвигающейся старости, неизбежного ухода из армии и, главное, потери рассудка. В минуты просветления он понимал, что должен лечиться.

Из отпуска он уже не вернулся. Вышел в отставку. И никто не знает, избавилась ли наконец от страха и боли его душа…

Полковник Амер обвиняет

История меньше всего заботится о справедливости. Беспристрастная, как врач, равнодушная, как могильщик, она не обращает внимания на нравственные критерии. Победителей, как известно, не судят. Но не судят и побежденных. Их просто оставляют в могиле забвения.

Впрочем, не столь уж редко бывает и так, что истинным победителем оказывается побежденный, ибо есть поражения, которые на весах истории весомее, чем победы.

Ибо справедливость и есть тот идеал, к которому стремится человечество, оставляя позади миллионы искалеченных судеб и растоптанных жизней. Ради него лучшие из лучших жертвуют своей карьерой и благополучием, ничего не получая взамен, кроме нравственного удовлетворения.

Именно таким бескорыстным поборником справедливости и видится мне полковник Амер, один из героев эпопеи, сопровождающей сумрачной тенью всю израильскую историю. Его личные качества позволяли ему подняться до командных вершин, но он без колебаний все поставил на карту, выступив против командующего округом генерал-майора Ицхака Мордехая. А ведь Амер хорошо знал гранитную непреклонность его натуры. Знал, что генерал все помнит и ничего не прощает…

* * *

Яаков Амер родился в Касабланке в 1952 году. Ему не было и трех лет, когда его семья репатриировалась в Израиль и поселилась в Беэр-Шеве. Отец тяжело работал, чтобы прокормить семью, большую даже по восточным понятиям. У Амера восемь братьев и сестер.

В армии он попал в прославленную бригаду Голани. Стал офицером. Командовал ротой, батальоном, полком. Был справедлив, но и поблажек не давал. Любимчиков не заводил, к солдатским нуждам был внимателен. На учениях его бойцы выкладывались до изнеможения. Дисциплина выше не там, где бойцы боятся своего командира, а там, где они боятся огорчить его.

Амер — один из тех профессионалов, которые составляют элитарную часть израильской армии. Чувство страха ему неведомо. Он любил повторять вычитанную где-то фразу: «Человек не должен бояться смерти. Смерть приходит — человек уходит. Вот и все». Его даже прозвали психом за то, что пулям не кланялся, под обстрелом убежища не искал.

— Если пуля предназначена тебе, — разъяснял он как-то, стоя над струхнувшим солдатом, забившимся в щель во время обстрела, — она тебя найдет, где бы ты ни был.

В Войну Судного дня Амер командовал взводом, укрепившимся на сто пятой высоте. Накрытый огненным валом, взвод Амера вцепился в землю, истерзанный, но живой. И продолжал сражаться. Сирийцы не стали тратить время на штурм маленького редута и обошли его.

В Ливанскую войну майор Амер командовал батальоном бригады Голани, штурмовавшим пригород Бейрута. По своему обыкновению, лез в самое пекло и был ранен в лицо осколками снаряда. Врачи предписали ему полный отдых в военном санатории в течение месяца. Амер усмехнулся и сказал:

— Я возвращаюсь в Ливан. Если хотите мне помочь, то дайте антибиотики. Я захвачу их с собой. Но могу и обойтись.

— Да ты, парень, псих, — возмутился врач. — Ты ведь можешь получить мозговую инфекцию. А эти ожоги? Ты же с ног валишься…

Бойцы онемели, увидев своего командира с мешочком антибиотиков в руках, с покрытой свежими шрамами физиономией.

Была у Амера девушка, Эстер Охана, застенчивая красавица, служившая в батальоне, которым командовал ее избранник. После войны они решили пожениться. Уже назначили день свадьбы, уже созывали гостей.

2 февраля 1983 года они выехали из дома родителей Амера в Беэр-Шеве в Иерусалим навестить замужнюю сестру Эстер. Военная машина «рено-4» шла на большой скорости — жених любил быструю езду. Откуда он мог знать, что беда притаилась за поворотом? Большой камень ударил в боковое стекло с силой, помноженной на скорость машины.

Амер удержал руль, проехал еще несколько десятков метров и остановился. Голова Эстер безжизненно откинулась назад, по лицу бежала тонкая струйка крови. Амер заплакал. Его бойцы никогда бы не поверили, что этот человек может плакать…

Острый, как бритва, осколок стекла проник Эстер в мозг. По приказу командующего округом потерявшая сознание девушка была доставлена на вертолете в иерусалимскую больницу «Хадасса». Две недели врачи боролись за ее жизнь. Две недели Амер не отходил от ее кровати, вглядываясь в такое спокойное, мраморной белизны лицо. Потом она умерла. Сразу после похорон Амер, с воспаленными глазами, осунувшийся, вернулся в свою часть. С тех пор он никогда не говорил об Эстер. Ни разу не посетил ее родителей. Видно, есть предел тому, что может вынести человек.

Служба безопасности нашла убийц Эстер. Их было пятеро — арабских парней, превративших ненависть к Израилю в основной стимул своей жизни. Военный суд приговорил их к тюремному заключению сроком от 11 до 13 лет. Амер приехал на суд прямо из Ливана. На убийц он смотрел с такой ненавистью, что военный прокурор Амнон Страшнов велел ему сдать оружие, если он хочет остаться в зале. Амер встал. В глазах его появился странный блеск.