«Все это хорошо, — думал Малхин, — но кто же, черт возьми, является резидентом КГБ в Израиле?» Ответить на этот вопрос было непросто.
Малхин понимал, что его агенты тратят время впустую, занимаясь слежкой за мелкой рыбешкой. А кит-резидент плавает себе спокойно и в ус не дует, посмеиваясь над усердием израильской контрразведки. Цви Малхин ничего не ждал от слежки за сотрудниками посольства, но и снять он ее не мог, не возбуждая подозрений… «Они привыкли к эскорту, — подумал он о советских дипломатах, — и его надо пока оставить».
Недели складывались в месяцы, а Малхин все не мог удовлетворить профессиональное любопытство своего шефа. Его люди работали с исступлением, ибо было задето чувство их профессиональной гордости.
— Не являйтесь на работу, не приготовив домашнего задания, — приказал Малхин. И агенты секретной службы изучили все, что только было возможно. С закрытыми глазами могли они ориентироваться в хитросплетении узких переулков старого Яффо, знали в лицо всех своих подопечных, изучили их привычки, манеры. Каждый день прокручивал Малхин на своем экране ленту с загадочными славянскими физиономиями, и его сотрудники должны были в считанные секунды определить «кто есть кто».
Агенты Малхина крутились в крупных торговых центрах на Алленби и Дизенгоф, наблюдая, как их подопечные совершают покупки.
«Мы знали, — вспоминает Малхин, — что, если жена какого-нибудь дипломата начинает закупать меха, значит, его отзывают в Москву».
— Ты действуешь непростительно медленно, — предупредил Малхина шеф. — Так мы его упустим.
— А разве мы его уже выследили? — усмехнулся Малхин.
Все данные указывали на то, что резидентом КГБ в Израиле является научный атташе советского посольства Юрий Носков, напоминавший внешним видом великолепного хищного зверя. Он выглядел, словно сошел с экрана, этот мускулистый, высокий, голубоглазый блондин, одевавшийся к тому же с безукоризненным вкусом. Настоящий Джеймс Бонд!
Носков покидал посольство в восемь утра и возвращался в полночь. Следившие за ним агенты валились с ног. Где он только ни бывал, с кем ни встречался, пересекая всю страну из конца в конец без всякой видимой цели. Над своим эскортом он явно издевался. То, заходя в ресторан, с добродушнейшей улыбкой приглашал широким жестом составить ему компанию, дерябнуть по маленькой. То с наивным видом подходил к израильским агентам и просил сигарету, хотя не курил.
Малхин догадался наконец, что Носков — подставная фигура, у которой нет иной цели, кроме привлечения внимания израильской разведки. А настоящий резидент тем временем действует без помех.
Но кто же он?
«Носков слишком бросается в глаза, а резидент должен производить впечатление личности серой и заурядной, — размышлял Малхин. — Он давно в поле нашего зрения, но мы его просто не замечаем».
Малхин созвал экстренное совещание сотрудников.
— Кто, по-вашему, резидент? — спросил он. — Высказывайте свои соображения, не стесняйтесь.
Присутствующие оказались единодушного мнения: — Носков!
— Ну а если нет?
Посыпались другие имена. Один из агентов выкрикнул:
— Соколов!
Все расхохотались. Пресс-атташе советского посольства Владимир Соколов принадлежал к людям, одним своим появлением вызывающим снисходительно-презрительные улыбки. Маленький, лысый, с округлившимся от привычного довольства животиком, подслеповатый, с добродушным, круглым, как луна, лицом, он забавно семенил на тонких ножках. Одевался неряшливо и совсем не следил за собой. Туповатый, смешной, опустившийся советский чиновник, которому давно перевалило за пятьдесят.
У сотрудников Службы безопасности Соколов не вызывал подозрений. Седьмой год ошивался он в советском посольстве, и создавалось впечатление, что в Москве забыли о его существовании, и только поэтому не отзывают. Соколов же, словно боясь напомнить о себе, все эти годы ни разу не был в отпуске на родине.
— Соколов, — смеялись развеселившиеся сотрудники. Малхин, смеявшийся больше всех, вдруг стал серьезным и бросил: — Да. Соколов. Займитесь им немедленно.
«Сказать по правде, все мы тогда разозлились на шефа, — вспоминает один из участников того знаменательного совещания. — Мы думали, что Малхин настолько утратил чувство реальности, что дошел до абсурда». Сотрудники разведки не могли поверить, что человек столь жалкий и заурядный может оказаться резидентом.
— Он же полный идиот, — сказал кто-то, и все молча с ним согласились.
Малхин же, видя всеобщее уныние, разозлился:
— Разведчик должен знать, что внешность бывает обманчивой, — заметил он нравоучительно. — Кто этого не понимает, тому не место в разведке.
Соколов по долгу службы разъезжал по всей стране, встречался с израильскими и иностранными журналистами, бывал на официальных встречах и приемах. Были у него свои причуды. Например, Соколову очень нравились израильские девушки, и он охотно брал тремписток. Болтал с красавицами обо всем на свете, но никогда не задавал им вопросов разведывательного характера.
Медленно шло время. Действия Малхина были выверены с точностью хронометра. Петля вокруг Соколова затягивалась. Понимая, с каким утонченным интеллектом имеет дело, Малхин шел по следу с предельной осторожностью, боясь спугнуть дичь. Слежка за резидентом велась теперь лишь в четко определенных местах. Занимались ею лучшие из лучших. Они видели все, оставаясь невидимыми, бесшумно следовали за своим подопечным днем, и ночью.
Малхину уже давно стало ясно, что днем пресс-атташе развлекается, а по ночам работает. Ни одна деталь не ускользала от следивших за Соколовым внимательных глаз.
Было у него любимое кафе в Тель-Авиве. В нем пресс-аташе просиживал часами, просматривая газеты и бумаги.
Все проверялось: и кому Соколов оставлял чаевые, и кто подсаживался к его столику. Был составлен график передвижений «подопечного». Все его привычки тщательно изучались.
Малхин ждал в великом нетерпении, когда же Соколов сделает хоть одну ошибку, самую маленькую, что-нибудь такое, что можно было бы использовать, как нить Ариадны.
Соколов же вел себя так, словно что-то чувствовал. Он мог внезапно остановить машину и бесцельно прогуливаться рядом с ней минут двадцать, глядя перед собой светлыми глазами, словно прикованными к какой-то лишь одному ему видимой точке.
Однажды Малхину доложили, что «объект» прогуливается по улице Пинкус в северной части Тель-Авива.
Время было позднее. Огни фонарей цепочкой спускались к набережной, огненным пунктиром пересекая улицу Пинкус, которую Соколов аккуратно посещал каждый четверг. С явным удовольствием бродил вдоль небольшого сквера. Присаживался отдохнуть на скамейке под развесистым каштаном.
Уже много недель за этими непонятными прогулками следила оперативная группа. Малхин предполагал, что именно здесь, на улице Пинкус, Соколов готовится к осуществлению операции исключительной важности.
Ради этой операции, и только ради нее, он и был, возможно, послан в Израиль.
Руководители Мосада имели все основания полагать, что КГБ еще со времен британского мандата держит в стране нескольких агентов в «законсервированном» состоянии, так называемых «кротов». Кто знает, может, они годы потратили, чтобы пробиться на ключевые посты. И вот теперь Соколов приказал им действовать.
Кто они, эти люди? И сколько их? Один? Десять?
В оперативном штабе по приказу Малхина была составлена подробная карта улицы Пинкус. Все дома были обозначены. К каждому дому прилагался список жильцов. На этой улице проживали люди состоятельные: врачи, адвокаты, коммерсанты. Вначале никто не обратил внимания, что в одном из домов на третьем этаже находится квартира Израиля Бера, пользовавшегося полным доверием Бен-Гуриона, официального историка Армии обороны Израиля.