С трудом оторвавшись от увлекательного чтения и переведя дух, я позвонил своему боссу.
— Мне кажется, что тебя это заинтересует, — сказал я официальным сухим голосом. — В моих руках полный стенографический отчет Хартумской конференции.
Начальник, не дослушав, бросил трубку и через минуту был уже у меня. Первым делом мы, конечно, скопировали листы. Одну из копий тут же отправили начальнику разведки генерал-майору Аарону Яриву. Две другие дали лучшим нашим переводчикам, и они тут же взялись за работу. Из моего кабинета разлетелись посыльные. Один доставил копию начальнику генштаба Ицхаку Рабину. Второй вручил такую же копию министру обороны Моше Даяну. А третий передал стенограмму лично в руки премьер-министру Леви Эшколю.
Не прошло и суток после закрытия конференции в Хартуме, а израильское руководство уже было в курсе всех произошедших там событий.
Мы, разумеется, позаботились о том, чтобы в мировую печать просочились сведения об острых разногласиях между арабскими руководителями, проявившихся в Хартуме с такой силой, что конференция чуть было не закончилась скандальным провалом.
Это был огромный успех израильской разведки. Тем более впечатляющий, что наши американские коллеги, тоже пытавшиеся раздобыть нечто подобное, „сели в лужу“. Им какие-то ловкачи умудрились всучить фальшивку за немалую сумму.
Мы же, как водится, отблагодарили Эдмонда за ловкость и оперативность. Он получил чек, который сам расценил как награду, достойную его усилий».
Эдмонд был одним из очень немногих наших агентов, работавших на нас не ради денег, а по глубокой внутренней убежденности. Он опередил свое время и своих братьев-палестинцев на много лет. Революционность его мышления выражалась в твердой уверенности в том, что существование Израиля — свершившийся факт, и нет такой силы, которая стерла бы его с карты Ближнего Востока.
Жил Эдмонд в Иордании, но считал себя палестинцем. Иорданскую верхушку презирал, называл ее «дикарями пустыни», открыто издевался над «смехотворным государством, созданным бедуинскими кочевниками».
Каждый раз, когда мы с ним встречались, он со смехом рассказывал анекдоты, дающие наглядное представление об интеллектуальном уровне бедуинских офицеров иорданской армии. Если бы это не звучало абсурдно, то Эдмонда вполне можно было бы назвать убежденным сионистом.
Несколько лет назад этот незаурядный человек умер в Иордании после тяжелой болезни. Его оплакали жена, дети, многочисленные родственники. Никто не подозревал о его двойной жизни, о том вкладе, который он внес в укрепление безопасности Израиля.
Семья его пользуется в Иордании почетом и уважением, а в Израиле есть кому постараться, чтобы она и в дальнейшем наслаждалась покоем и благополучием. Лишь несколько человек знают, кем в действительности был Эдмонд, и они унесут эту тайну с собой в могилу.
НЕБО В АЛМАЗАХ
Шабтай Калманович жил всюду и нигде. Даже его жена Таня, месяцами сибаритствовавшая на вилле в Каннах, даже его ближайшие друзья никогда не знали, где он находится в данный отрезок времени. Как Агасфера, гнала Калмановича неведомая сила из страны в страну, с континента на континент.
Впервые Калманович посетил Москву с израильским паспортом в мае 1987 года, в разгар перестройки. Шестнадцать лет прошло с тех пор, как он прибыл в Израиль неизвестным репатриантом. Никто не знал, чем Калманович занимался в Москве, но сам факт своего визита он не только не скрывал, но даже афишировал. Из Москвы Калманович прилетел в Лондон, в свои апартаменты на тринадцатом этаже отеля «Шератон-парк», и сразу созвал гостей. Один из них вспоминает:
«Шабтай, как всегда подтянутый и энергичный, был в состоянии подъема, близкого к эйфории. Мне он сказал: — Я только что прилетел из Москвы. Ты видишь перед собой человека, проникшего в кремлевские кулуары. — Помолчал и добавил тихо: — Меня познакомили с Горбачевым…»
И всем, кого он встречал тогда, Калманович рассказывал, что теперь он может посещать Советский Союз когда захочет, чтобы налаживать деловые связи и хлопотать за отказников. Он обещал привезти на гастроли в Израиль Большой театр…
В момент, когда он находился на вершине успеха, последовал первый звонок, предвестник грядущей беды.
В июне 1988 года Калманович и его компаньон Владимир (Билл) Дэвидсон были арестованы в Лондоне агентами Скотланд-Ярда. Приятели обвинялись в том, что вложили на счет Дэвидсона в банке Монте-Карло фальшивые чеки на сумму в два миллиона долларов. Чеки эти Дэвидсон и Калманович получили от двух нью-йоркских ювелиров, купивших у них десятка три алмазов. Выписаны злополучные чеки были на несуществующий счет американского банка в штате Северная Каролина.
Из ФБР в Англию поступило официальное требование о выдаче Калмановича. В обществе детектива, присланного американской полицией, он был отправлен в Шарлот, столицу этого славящегося своими пуританскими нравами штата.
Неизвестно, кто и как помог Калмановичу, но он сумел выпутаться из безнадежной, казалось бы, ситуации. Судья, выслушав путаные объяснения молодого израильского бизнесмена, освободил его под залог, к изумлению видавших виды американских юристов. Они утверждали, что случай этот не имеет аналогов за всю историю американского правосудия.
После полугодового отсутствия Калманович возник в Израиле. Всего на сутки. Близкий приятель Калмановича, владелец тель-авивского ночного клуба «Омар Хайям» Йоэль Шер вспоминает:
«Он появился у меня в клубе и сообщил:
— Я опять еду в Москву.
Меня это не удивило. Мне уже давно стало ясно, что Калманович все может. Год назад он позвонил мне и проинформировал:
— Мы едем в Венгрию.
— Когда? — поинтересовался я.
— Сейчас.
— Шабтай, я не могу так сразу…
— Ты можешь, поверь мне.
Через час я был в аэропорту. В сопровождении целой свиты мы полетели в Будапешт, и я своими глазами видел, как его там принимали. Как принца крови…»
Из Тель-Авива Калманович отправился во Франкфурт, где его уже дожидалась правительственная делегация Сьерра-Леоне. Вместе с ней он вылетел в Москву, а 16 декабря вновь появился в Израиле, чтобы пройти нейрохирургическую глазную операцию.
17 декабря Шабтай Калманович был арестован сотрудниками Службы безопасности по подозрению в шпионаже в пользу Советского Союза.
Официальное сообщение об аресте Калмановича последовало лишь 10 января и, как и следовало ожидать, произвело впечатление разорвавшейся бомбы. В последующие дни средства массовой информации только и делали, что занимались Калмановичем. Слухи, домыслы, комментарии так и сыпались на неискушенного обывателя.
Большинство газет изначально взяли благожелательный в отношении Калмановича тон. Журналисты изощрялись в издевках над Службой безопасности, твердили, что она смешна в своих потугах прикрыть фиговым листом дела Калмановича свои неудачи и просчеты, наглядно воплотившиеся в интифаде. Раздавались даже голоса, обвинявшие власть имущих в провокации с целью подрыва процесса исхода евреев из СССР.
Лишь после заявления министра обороны Ицхака Рабина о том, что Калманович признал свою вину и сотрудничает со следствием, ажиотаж вокруг этого дела стал постепенно стихать. Рабин, кстати, отметил, что Калманович не первый и не последний советский шпион, разоблаченный израильской разведслужбой, и что добываемые КГБ сведения передаются Сирии и Ливии.
Вскоре в Израиле уже мало кто сомневался, что Калманович был «кротом» советской разведки. «Кротами» называют внедренных в какое-либо государство разведчиков с заданием сделать карьеру в одной из ключевых областей: финансовой, военной, экономической и т. д. — и лишь потом начать действовать.
Насколько подходил Калманович для этой роли?