В последние годы приподнялась завеса над этой давней историей. Убийцы Бернадотта были названы поименно. В Швеции поднялась волна общественного негодования. Еще бы. Ведь один из них занимал пост премьер-министра Израиля…
Доктор Эльдад не только не смутился, но и написал статью, в которой доказывал, что убийство Бернадотта было политической необходимостью. Перечисляя тех, кто принял роковое решение, Эльдад назвал Ицхака Шамира. Сразу набежали журналисты:
— Как? Неужели же и премьер-министр? Но ведь Шамир это отрицает…
— Да? — усмехнулся Эльдад. — Ему пришлось о многом забыть, чтобы стать премьер-министром. Центр Лехи принял решение, и с точки зрения истории, вопрос о том, кто спустил курок, не имеет значения. Четверо боевиков, ликвидировавших Бернадотта, были из лучших наших людей. Но выбор исполнителей меня не интересовал. Я участвовал в принятии решения и горжусь этим. Его убили, ибо этого требовали интересы государства…
Исраэль Эльдад воспринял покушение как жертву, принесенную на алтарь отечества. Он был убежден, что Лехи спасла Иерусалим, ликвидировав Бернадотта. Ни сожаления, ни угрызений совести не испытывала эта цельная натура.
Иное дело — Натан Елин-Мор, он же Гара, перешедший в 50-е годы на крайне левые позиции. Узнав, что Бернадотт спас во время войны около десяти тысяч евреев, Елин-Мор испытал шок. Чтобы избавиться от угрызений совести, он попытался вытравить из памяти все, что связано с организацией убийства.
Спустя несколько лет после гибели Бернадотта Елин-Мор и Эльдад сидели в тель-авивском кафе.
— Эльдад, — внезапно спросил Елин-Мор, — когда мы решили убрать Бернадотта? Мы ведь не принимали такого решения. Иегошуа Залтер совершил покушение на свой страх и риск. А мы с тобой не причем, дружище. Разве не так?
Эльдад взглянул на него, как на человека, внезапно свихнувшегося.
— Гара, — произнес он изумленно, — мы здесь беседуем без свидетелей. К чему ты говоришь мне эту чушь?
— Ты, может, и причастен к убийству Бернадотта, а я нет, — уперся Елин-Мор. Эльдад молча вышел. Потом он говорил: — До сих пор я не понимаю мотивов его поведения. Это загадка для меня. Решение о ликвидации Бернадотта приняла наша тройка: Я, Гара и Шамир. Обсуждали мы этот вопрос на квартире Елин-Мора в Тель-Авиве. Гара сам предложил возложить ответственность за это убийство не на Лехи, а на мифическую организацию «Фронт отечества». Сам составил текст заявления.
Кончилось тем, что Эльдад порвал с Елин-Мором личные отношения.
Когда-то доктор Эльдад писал в издаваемом им журнале «Сулам»: «Мы радуемся, когда изгоняют арабов. Мы все пользуемся плодами убийства арабов в деревне Дир-Ясин[1]. Каждый, кто говорит и пишет иначе, — лжец, поставщик смертельного наркотика государству. Без Дир-Ясина не было бы Израиля».
А под занавес долгой своей жизни старый человек включал телевизор и видел арабских детей, швырявших камни, ведущих борьбу за свою свободу. О чем он думал в эти минуты? Всю жизнь Эльдад соглашался с Голдой Меир, что палестинского народа не существует. И он нашел в себе мужество признать, что палестинская нация переживает процесс своего становления.
— Как старый подпольщик, я хорошо понимаю те идеалы, за которые палестинцы готовы сражаться и умереть, — обронил он в одном из последних своих интервью.
В 1943 году английская полиция напала на след идеолога Лехи. Услышав резкий стук в дверь своей конспиративной квартиры, Эльдад стал спускаться по ржавой водосточной трубе — и сорвался.
Очнулся в больнице. Тело — в гипсе. Вокруг стеночкой полицейские. Боль накатывала волнами. Казалось, что во всем мире ничего не существует, кроме нее.
Около двух лет Эльдад провел за решеткой. Из тюремного окна он впервые увидел свою годовалую дочку и передал ей подарок: слоника, сделанного из зубной щетки.
1 сентября 1944 года Эльдада перевели в тюремную больницу в Латруне. Он знал, что боевики Лехи готовят его побег, и предложил осуществить операцию во время врачебного обхода. План побега был детально разработан Михаэлем — Ицхаком Шамиром. Руководил операцией Дов, блондин с арийским лицом. Четверо «санитаров» в белых халатах внесли в приемный покой носилки со стонавшим человеком.
— Немедленно врача, — приказал блондин. — Смертельно больной.
Сестра засуетилась. Появился врач. «Смертельно больной» выхватил пистолет. Пятерка боевиков разоружила двух ошалевших полицейских у палаты Эльдада. На улице ждала машина. Проехав на ней метров триста, пересели в другую, которую вела девятнадцатилетняя Дрора, связная Эльдада. Два часа сумасшедшей езды — и они уже в Бней-Браке, на конспиративной квартире.
Дрора потом рассказывала, что, когда ей предложили доставить узника из Иерусалима в Бней-Брак, она, следуя первому побуждению, отказалась.
— Если, не дай Бог, дело провалится из-за меня, я покончу с собой, — сказала она Михаэлю.
— Почему ты должна провалиться? — удивился Михаэль. — Настройся на нужную волну, и все будет в порядке.
Исраэль Эльдад много лет прожил в Иерусалиме. Не было у него ни машины, ни водительских прав, ни постоянного дохода.
«Я живу трудом рук своих — я ведь пишу. И трудом языка своего — я ведь читаю лекции, — охотно удовлетворял Эльдад любопытство журналистов. — Имущество? Сбережения? Чего нет, того нет…»
Шел однажды Эльдад по улице. Кто-то сказал: «Смотрите, Бубер![2]» Знаменитый философ стоял на перекрестке. Поравнявшийся с Эльдадом прохожий произнес:
— Холуи ездят на машинах, а Бубер ходит пешком…
— Ну и что? — удивился Эльдад. — У холуев это все, что они имеют, а у Бубера есть другие вещи…
В 1950 году Эльдад был отстранен от преподавания в школе по распоряжению Бен-Гуриона.
— Эльдад, и обучая детей Торе, занимается политикой, — сказал старый лидер. Эльдад обратился с иском в Высший суд справедливости — и выиграл дело. Бен-Гурион, узнав об этом, усмехнулся:
— Ну и что? Преподавательской работы он все равно не получит.
И Эльдад ее не получил. Напрасно он обивал пороги. Даже компенсации за увольнение ему не выплатили. Директор иерусалимской гимназии сказал Эльдаду доверительно:
— Мне запрещено давать работу коммунистам и членам Лехи.
Эльдаду даже показалось, что директор ищет у него сочувствия.
Директор школы в Хадере спросил с нехорошей усмешкой:
— А вы не втащите Лехи в Священное писание?
— Дорогой, — ответил Эльдад, — это ведь Священное писание втащило меня в Лехи…
Пришлось затянуть пояс. Впереди маячил голод. Но вмешался профессор Иегошуа Лейбович[3], его непримиримый идеологический противник и давний поклонник.
— Каждая страница Ницше, переведенная Эльдадом, стоит профессуры, — сказал он и выбил своему протеже место в Хайфском политехническом институте — Технионе.
Однажды некое высокопоставленное лицо поинтересовалось, что именно преподает бывший идеолог Лехи. Ему ответили: «Свое мировоззрение, которое он называет иногда Священным писанием, а иногда сионизмом».
В интервью журналу «Узы» Эльдад рассказал:
«После выхода первого тома Ницше в моем переводе поздно вечером отворилась дверь (праведный рабби Арье Леви научил меня, что дверь в дом никогда не должна запираться), и вошел Лейбеле Вайсфиш, один из столпов иерусалимских религиозных ультраортодоксов. И сказал:
— Ты воображаешь, что твоя деятельность подпольщика, политика, публициста имеет какой-то смысл? Так вот, я, раввин, пришел к тебе, дабы объявить: — Ты оправдал свою жизнь лишь тем, что перевел Ницше.
— Но, Лейбеле, — удивился я, — что общего у вас с Ницше? И как насчет его известного постулата: „Бог умер“?
1
Дир Ясин — арабская деревня вблизи Иерусалима. 9 апреля 1948 г. объединенные силы Эцеля и Лехи захватили ее после ожесточенного боя. 254 араба, в том числе женщины и дети, были убиты. Эта трагедия привела к массовому бегству арабского населения из районов боевых действий.
2
Бубер Мартин (1878–1965) — один из наиболее самобытных еврейских религиозных мыслителей. Первый президент Израильской академии наук. Основные принципы философии Бубера изложены в книге «Я и Ты», в которой доказывается, что постижение Бога возможно лишь через личные взаимоотношения между человеком и окружающим миром. В политике Бубер отстаивал идею создания двунационального еврейско-арабского государства.
3
Лейбович Иешаягу (1903–1994) — израильский ученый и религиозный мыслитель. Доктор философии, химии и медицины. С 1942 г. профессор Иерусалимского университета. Его перу принадлежат многочисленные работы в области иудаизма, политической философии и философии науки. Наиболее известные из них: «Тора и заповеди в наше время», 1954; «Иудаизм, еврейский народ и государство Израиль», 1975; «Тело и душа. Психофизическая проблема», 1982.
Отказывая сионизму не только в религиозных и исторических корнях, но и в национальной самобытности, Лейбович считал возможным дальнейшее обеспечение непрерывности еврейской истории лишь при условии сохранения уклада жизни, основанного на практическом исполнении еврейских религиозных предписаний. Резко выступал против удержания Израилем Иудеи и Самарии, ибо, по его мнению, светский характер израильского общества лишал подобную политику национально-исторического оправдания. Парадоксальные устные и письменные выступления Лейбовича часто стимулировали серьезные дискуссии в израильском обществе.