К получению «срочного уведомления» Арлес отнесся с бешеным раздражением. Недолго думая, он скомкал отвратительную повестку и отбросил ее в сторону: таково было его мнение обо всех педагогах! Зачем его беспокоят мелочными нравоучительными писульками? Чего они пытаются добиться? Содержание уведомления его не устраивает — педантам не хватает широты кругозора! Неужели не понятно, что он не может втиснуть свои выдающиеся, всесторонние таланты в узкие рамки, разграниченные людьми без способностей и воображения? Это же очевидно с первого взгляда! Что ж, ему придется игнорировать — и каким-то образом обойти — все эти назойливые маленькие препятствия, изобретенные завистниками. Так или иначе все образуется, он закончит лицей и станет постоянным служащим управления. Иной результат невозможно было себе представить! Если дела пойдут из рук вон плохо, еще придется, чего доброго, заниматься! Чадолюбивая Спанчетта, скорее всего, могла бы все устроить, обменявшись парой слов с влиятельными людьми... но вовлекать Спанчетту было рискованно. Гораздо лучше по возможности не привлекать к себе внимание.
К концу второго года обучения (в начале лета, перед празднованием шестнадцатилетия Глоуэна) Арлеса не перевели на третий курс. Возникла серьезная ситуация, исправить которую Арлес мог только посредством посещения летней школы и пересдачи экзаменов. К сожалению, у Арлеса были другие планы, связанные с маэстро Флоресте и его «Лицедеями», и менять их он не собирался.
Достопочтенный Сонориус Оффо, директор лицея, вызвал Арлеса к себе в кабинет и не оставил никаких сомнений: если Арлес не выполнит минимальные требования, предъявляемые к учащимся, пока ему не исполнился двадцать один год, его статус служащего управления отменят, и он станет одним из временных наемных работников, причем без права на продвижение — то есть, в отличие от наемных работников, успешно сдавших экзамены в лицее, у него не будет никакой возможности занять постоянную должность.
Пару раз Арлес пытался прервать директора, чтобы выразить свою точку зрения, но Сонориус Оффо заставил его выслушать нравоучение до конца, в связи с чем раздражение и нетерпение Арлеса превысили всякие допустимые пределы.
В конце концов Арлесу удалось ответить: «Я понимаю, что мои оценки оставляют желать лучшего, но — как я уже пытался вам объяснить — я болел во время экзаменов в середине семестра, а потом не успел наверстать упущенное. Однако учителя отказались учитывать это обстоятельство».
«И правильно сделали. Назначение экзаменов состоит в том, чтобы определять уровень успеваемости, а не состояние здоровья, — директор взглянул на табель Арлеса. — Насколько я понимаю, ты хотел бы работать в отделе D».
«Я хочу стать виноградарем-ферментологом», — угрюмо подтвердил Арлес.
«В таком случае рекомендую тебе посещать летнюю школу и догнать своих сверстников. Дальнейшие прогулы приведут к тому, что тебе придется выращивать виноград очень далеко от станции Араминта».
Арлес нахмурился: «Этим летом я уже обещал участвовать в постановках маэстро Флоресте. Вам, наверное, известно, что меня приняли в труппу «Лицедеев»».
«Это не имеет никакого значения. Трудно выразиться яснее, чем я уже это сделал, но попытаюсь еще раз: либо ты будешь учиться и выполнять все задания, либо тебе не выдадут диплом об окончании лицея».
«Но мы отправляемся в турне на Соум и на планету Даунси! — в отчаянии воскликнул Арлес. — Нельзя же упускать такую возможность!»
Сонориус Оффо провел по лбу кончиками пальцев: «Можешь идти. Я свяжусь с твоими родителями и сообщу им о твоих затруднениях».
Арлес вышел из кабинета директора. На следующий день он перехватил официальное уведомление прежде, чем оно попало в руки Спанчетты — вызвавшее у Арлеса самодовольную ухмылку достижение, свидетельствовавшее о прозорливости и ловкости. Если бы Спанчетта прочла уведомление, вполне возможно, что ему пришлось бы провести дома все лето, уткнувшись носом в тошнотворные, бессмысленные учебники! Учить всю эту галиматью — подумать только! Арлес страстно надеялся отправиться в турне этим летом — хотя бы для того, чтобы балбес Керди Вук не оказался в центре внимания девушек. Хотя, конечно, Керди — рослый увалень с озабоченной цветущей физиономией — не составлял опасной конкуренции.
Таким образом Арлесу удалось избавиться от летней школы и улететь в межпланетное турне с «Лицедеями». Он вернулся на станцию Араминта за несколько дней до объявления показателя статуса Глоуэна, когда на пересдачу экзаменов уже не оставалось времени. Явившись в лицей, Арлес узнал, что его оставили на втором курсе.
Как объяснить происшедшее Спанчетте?
Никаких объяснений! Таков выход из положения. Спанчетта, скорее всего, ничего не заметит, а ему тем временем удастся каким-либо образом преодолеть все затруднения.
В последний день четверти лицеистов отпустили по домам раньше обычного, еще в первой половине дня. Глоуэн, Арлес и четверо других молодых людей решили прогуляться к причалу неподалеку от аэропорта, чтобы посмотреть на прибытие парома из Йиптона: должны были привезти новую партию рабочих для сбора урожая на виноградниках.
Компания состояла из Глоуэна, Арлеса, Керди Вука, Ютера Оффо, Кайпера Лаверти и Клойда Диффина. Керди, подобно Арлесу участвовавший в постановках «Лицедеев», был старше других — осторожный рослый юноша, мрачноватый, с выпуклыми голубыми глазами, крупными чертами лица и нежно-белой, почти розоватой кожей. Он говорил мало и выражался резко — по-видимому для того, чтобы скрыть смущение. Девушки, как правило, скучали в его обществе и подмечали в нем склонность к лицемерию. Сесили Ведер, чьи хорошенькое личико и безудержная непосредственность очаровывали всех, кто с ней встречался, в разговоре с подругами назвала Керди Вука «стеснительным чистоплюем». Даже если Керди об этом знал, он не подавал вида — но через неделю, ко всеобщему удивлению, присоединился к шайке «бесстрашных львов». Нужно же было как-то показать, что он не заслуживает столь нелестного приговора!
Кайпер Лаверти, ровесник Глоуэна, во всем был противоположностью Керди — нахальный, болтливый и деятельный, Кайпер ни перед кем не стеснялся и всегда был готов на любую проказу.
Ютер Оффо, внутренне противоречивый юноша немногим младше Керди, старательно занимался в лицее, но в частной жизни демонстрировал мрачновато-иронический темперамент, подбивая приятелей на диковатые, странные, а иногда и просто безрассудные выходки. Его жесткие соломенные волосы, подстриженные ежиком, уже в юности отступали залысинами над высоким лбом, переходившим в длинный римский нос. Ютер тоже числился членом привилегированного кружка «бесстрашных львов».
Клойд Диффин, еще один «бесстрашный лев», лицемерно обращал к миру маску невозмутимости и благоразумия. Сильный, коренастый и темноволосый, с массивным крючковатым носом и квадратным подбородком, Клойд редко высказывал оригинальные идеи, но на него можно было положиться — он во всем подражал своим товарищам.
Шестеро молодых людей прошли по Пляжной дороге к причалу, где уже начинали сходить с парома йипы, привезенные с атолла Лютвен. У выхода на набережную, за калиткой пропускного пункта, стоял Намур, родственник Клаттоков по боковой линии, занимавший по найму должность «координатора трудовых ресурсов» — высокий красивый мужчина с блестящей выбеленной шевелюрой. Намур успел побывать во всех концах Ойкумены; ему не раз улыбалась удача, но он столь же часто спускал целые состояния, пускаясь в рискованные предприятия, большинство из которых он предпочитал не обсуждать. Намур равнодушно, с подчеркнутой прохладцей заявлял, что уже видел все, что, по его мнению, стоило увидеть, и перепробовал все профессии, какие могли его заинтересовать — утверждение, никогда никем не подвергавшееся сомнению. Жизненный опыт наложил на него внушающий почтение, как патина на бронзовом бюсте, отпечаток изысканно цивилизованных манер и сдержанной элегантности. Арлес считал Намура образцом для подражания.
Шестеро лицеистов приблизились к Намуру — тот приветствовал их строгим кивком.
«Сколько их сегодня?» — спросил Арлес.