Продолжая бурно протестовать, дон Доминго спустился в пирогу, где уже сидела его индианка-жена со своим младенцем-метисом. Пирогу оттолкнули от берега, и капитан Доминго поплыл в Панаму, снабжённый письмом за личной подписью капитана Блада, содержащим приказ Ибервилю и Хагторпу беспрепятственно пропустить обладателя этого письма, буде они с ним повстречаются.
Когда свечерело и из леса повеяло прохладой, корсары расположились на площади форта под открытым небом подкрепить силы пищей. В городе им удалось обнаружить изрядные запасы битой птицы и несколько туш диких козлов, а в хижине доминиканских монахов — бурдюки с превосходным вином. Капитан Блад сел ужинать с Волверстоном и Оглом в довольно комфортабельном домике бывшего испанского командира и, поглядывая в окна, с удовлетворением наблюдал, как пируют и веселятся его корсары. Только по-прежнему мрачно настроенный Волверстон не разделял его благодушия.
— Держись-ка ты лучше моря, капитан, вот что я тебе скажу, — проворчал он, набивая себе рот пищей. — Там уж, если ты подошёл на расстояние пушечного выстрела, так золото от тебя не уплывёт в пироге. А что здесь? Отмахали мы десять дней через чащу, а теперь ещё десять дней надо отмахать обратно. И скажи спасибо, если так же благополучно выберемся отсюда, как пришли сюда, и если вообще выберемся, потому как, сдаётся мне, нам ещё не миновать иметь дело с Бразо Ларго. Да, наломал ты тут дров, капитан.
— Эх, если бы твои мозги были под стать твоим мускулам, Нэд!.. — со вздохом сказал капитан Блад. — Никаких я тут дров не наломал. А что касается Бразо Ларго, так это вполне здравомыслящий индеец, да, да, можешь мне поверить, и он будет дружить с нами хотя бы только потому, что ненавидит испанцев.
— Ну, а ты что-то больно их полюбил, — сказал Волверстон. — Стоило поглядеть на твои ужимочки, когда ты расшаркивался перед проклятым испанцем, который выкрал у нас золото, душа с него вон!
— Нет, ты не прав, пусть он испанец, однако очень храбрый малый, сказал Блад. — А то, что он поспешил сплавить отсюда золото, когда узнал о нашем приближении, так это был его долг. Будь он не столь благороден и отважен, он бы не остался на посту, а удрал бы вместе со своим золотом. На благородные поступки отвечают тем же. Больше мне нечего сказать.
И тут, прежде чем Волверстон успел открыть рот, резкий чистый звук рожка долетел со стороны реки, заглушая шум пиршества корсаров. Капитан Блад вскочил на ноги.
— Хагторп и Ибервиль возвращаются! — воскликнул он.
— Даст бог, с золотом на этот раз! — сказал Волверстон.
Они выскочили из дома и бросились к брустверу, куда устремились уже и остальные корсары. Блад взбежал на бруствер в ту минуту, когда первая из возвратившихся пирог уже пришвартовалась, и Хагторп поднялся на пристань.
— Вы быстро обернулись! — крикнул капитан Блад, спрыгивая с бруствера навстречу Хагторпу. — Ну как? С удачей?
Хагторп, высокий, широкоплечий, с жёлтой повязкой на голове, остановился перед капитаном Бладом в сгущающихся сумерках.
— Если и с удачей, так это не твоя заслуга, капитан, — загадочно произнёс он.
— Вы что, не догнали их?
На пристань поднялся Ибервиль. Он ответил за своего товарища:
— Некого было и догонять-то, капитан. Он одурачил тебя, этот лживый испанец. Он сказал тебе, что отправил золото в Панаму, но это ложь. А ты поверил ему — поверил испанцу!
— Может быть, вы наконец скажете, что произошло? — спросил капитан Блад. — Вы говорите, что он не отправлял отсюда золота? Так что ж, значит, оно всё ещё здесь? Это вы хотите сказать?
— Нет, — отвечал Хагторп. — Мы хотим сказать, что после того, как он одурачил тебя своими баснями, ты, не потрудившись даже произвести обыск, отпустил его на все четыре стороны и дал ему возможность увезти золото с собой.
— Что ты плетёшь! — прикрикнул на него капитан. — И откуда это может быть тебе известно?
— А мы примерно в десятке миль отсюда проплывали мимо индейского посёлка, и — у нас хватило смекалки остановиться и порасспросить насчёт испанских пирог, которые должны были пройти тут раньше нас. Так вот, индейцы сказали нам, что никаких пирог тут не проплывало ни сегодня, ни вчера и вообще ни разу после осенних дождей. Ну, мы, конечно, сразу поняли, что твой благородный испанец соврал, тут же порешили повернуть обратно и на полпути напоролись прямо на дона Доминго. Встреча с нами порядком его ошеломила. Он никак не ожидал, что мы так быстро всё разнюхаем. Он был всё такой же обходительный и держался как ни в чём не бывало, разве что стал ещё любезнее. Сразу же откровенно признался в своём обмане, но сказал, что, после того как мы отплыли, он передал золото тебе в виде выкупа за себя и за тех, кто его сопровождал, а ты якобы велел ему передать нам приказ немедленно возвращаться. Потом он ещё показал нам свою охранную грамоту, написанную твоей рукой…
Тут вмешался Ибервиль и закончил рассказ:
— Ну, а поскольку у нас, не в пример тебе, нет такого доверия к испанцам, мы решили, что кто раз обманул, тот обманет снова, высадили их всех на берег и обыскали.
— И неужто вы нашли золото? — совершенно потрясённый, спросил капитан Блад.
Ибервиль улыбнулся и ответил не сразу:
— Ты позволил им забрать с собой вдоволь всякого провианта на дорогу. А не заметил ты, из какого источника наполнял дон Доминго водой свои бочонки?
— Бочонки? — переспросил капитан Блад.
— В этих бочонках было золото. Фунтов шестьсот — семьсот, никак не меньше. Мы его привезли с собой.
Когда ликующий рёв, вызванный этим сообщением, мало-помалу стих, капитан Блад уже успел оправиться от нанесённого ему удара. Он рассмеялся.
— Ваша взяла, — сказал он Ибервилю и Хагторпу. — И в наказание за то, что я позволил так бессовестно себя одурачить, мне остаётся только отказаться от причитающейся мне доли добычи. — Помолчав, он спросил уже без улыбки: — А что вы сделали с доном Доминго?
— Я бы пристрелил его на месте за такое вероломство, — свирепо заявил Хагторп, — если бы не Ибервиль… Да, Ибервиль — кто бы это подумал! — Ибервиль распустил сопли и так ко мне пристал, что я велел испанцу убираться на все четыре стороны.
Молодой француз отвернулся, пристыженный, избегая встречаться взглядом с капитаном, который смотрел на него с вопросительным удивлением.
— Ну, чего вы хотите? — не выдержал наконец Ибервиль и с вызовом поглядел на Блада. — Там же была женщина, в конце-то концов! Там была эта маленькая индианка, его жена!
— Клянусь честью, о ней-то я сейчас и думал, — сказал капитан Блад. И вот ради неё — да и ради нас самих тоже — нам следует, пожалуй, сказать Бразо Ларго, что дон Доминго и его жена убиты в схватке за золото. Бочонки с золотом отлично подкрепят наши слова. Так будет спокойнее для всех да и для самого старика индейца.
Итак, хотя корсары и вернулись из этого похода с богатой добычей, он был записан ими в счёт личных — весьма редких — неудач капитана Блада. Впрочем, сам он расценивал это несколько иначе.
ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ ДЖЕРЕМИ ПИТТА
История любви Джереми Питта, молодого шкипера из Сомерсетшира, судьба которого одной богатой трагическими событиями ночью накрепко сплелась с судьбой Питера Блада, относит нас к тем великим для капитана Блада дням, когда под его командой находилось пять кораблей и свыше тысячи людей различной национальности, добровольно пришедших на службу к этому искусному флотоводцу, зная, что ему всегда сопутствует удача.
И на этот раз он только что вернулся из удачного набега на испанскую флотилию ловцов жемчуга у Рио-дель-Хача. Он возвратился на Тортугу, чтобы произвести необходимый ремонт судов, и нельзя сказать, чтобы это было сделано преждевременно.
В Кайонской бухте стояло в это время на якоре ещё несколько пиратских кораблей, и маленький городок гудел от их шумного бражничания. Таверны и лавчонки, торговавшие ромом, процветали; кабатчики и женщины всех национальностей, белые и полукровки, представлявшие столь же пёстрое людское сборище, как сами пираты, легко освобождали грабителей от значительной части их добычи, отнятой у испанцев, которые, в свою очередь, нередко мало чем отличались от грабителей.