Только когда она скрылась из виду, по телу пробежала легкая дрожь; в убежище бледнолицых было довольно прохладно и искатель, измученный духотой Обелиска, обрадовался небольшому падению температуры. Радость омрачилась разве что почти полным отсутствием света, хотя бледнолицым с их глазами мрак не казался помехой и не вызывал никаких неудобств.
Искатель понемногу свыкался, но все же видел неважно, и на помощь приходили запахи, насылаемые Матерью.
Цой бродил по обиталищу, встречаясь с монетками зеленых глаз, улавливал очертания аккуратненьких бледных фигур, которые надевали на себя темные плащи и панцири и растворялись в темноте. Одна фигура уверенно приближалась к нему и несла что-то в руках. В ее движениях не читалось опасности, но Цой было напрягся, когда незримая Мать сотворила свое волшебство, и он ощутил, как расслабляются мышцы.
Это для меня. Хочу понять.
Бледнолицая приложила к руке Цоя то, что держала в ладонях. Мокрая и скользкая пиявка открыла рот, утыканный крохотными зубами, и вкусила плоть - боли не было, - червь просто набухал, наполняясь его кровью. Одно мгновение и от врачевательницы не осталось и следа. Не поняв сути случившегося и не желая в нее вникать, Цой отправился дальше.
На картибулах неподалеку женщины в возрасте разматывали рулоны змеиной кожи, которые он притащил на пару с Малой. Чуть дальше - нарезали инструментами плоские, но не слишком толстые куски длинных языков и жарили их на раскаленных дисках. Приятный аромат щекотал ноздри. Несколько женщин поодаль трудились над панцирями, очищая с внутренней части мягкую кожицу, обнажая твердую сердцевину. Цой охнул, увидев, как ловко бледнолицые женщины разделывали туши убитых зверей, подвесив их в воздухе и растянув лапы в разные стороны.
Прошел мимо быстро бегающего человека; он лежал на монолите, и его сломанную ногу перевязывали тканью сразу несколько бледнолицых. Отмачивали повязки в панцире с неизвестной жидкостью, в которой лопались пузыри какого-то газа, и прикладывали к ноге. Бегун постанывал всякий раз, когда ткань касалась тела, но главным открытием стало их жилище: один из множества пузырей, растущих на стенах подобно грибам, раскрылся, как распустившийся цветок и наружу выбралась обнаженная бледнолицая. Нагота для них ничего не значила; даже отсутствие плаща ее ничуть не смутило. Искателю это нравилось, и не нравилось одновременно. Он старательно отводил взгляд от дряблых тел пожилых женщин, которые трудились с той же отдачей, что и молодые. Старость не смогла скривить осанку и сковать их движений. Скатившись с пузырей вниз, бледнолицая склонилась, разгладив ладонями поверхность под ногами - видно приветствовала Мать. Покончив с обрядом, девушка устремилась на помощь той, что несла в гнездоподобной чаше белые яйца. Ее лицо показалось знакомым; Цой был уверен, что встречал девушку раньше, но узнал, когда объяснила Мать:
То, что принес - хорошая плата за яйцо, которое взял.
- Так она видела меня тогда?
Нет, но знала, где ты. Я велела уйти.
- Думала, убью ее?
Да.
- Ты не знаешь меня.
Знаю.
- Откуда?
Чувствовала, как тебя привели. Они сделали Слепок «того» тебя и поместили в Ядро. Слепок восстановит тебя, если процесс повредит. Сделали Слепок, когда научили.
- Чему?
Быть таким. Оживать.
- Как?
Не понимаю. Знаю только: вы смогли научить разум и тело, но не душу. Они помогли.
- Так я могу все вспомнить?
До Слепка. Да.
- Почему сразу не сказала?
Тот бы не помог.
Голова раскалывалась от запахов, новых знаний, которые подобно шипованной скалке раскатывали мозг в тесто. Раздумывал над тем, кем мог быть когда-то, наблюдая, как бледнолицые укладывали яйца в небольшие ниши и закладывали их неизвестной прохладной субстанцией. Мать донесла до понимания чужака знание о том, что таким образом в яйцах зреют особи самцов, чьи панцири служат защитой. Остальных относят обратно, позволяя ташбакам размножаться.
Мать вывела искателя к сооружению, выстроенному менее крупными бивнями; их заостренные концы соединялись, образуя свод, а по обеим сторонам от прорези входа несли дозор четыре бледнолицых женщины, сжимая в руках инструменты в форме копья. Стояли совершенно неподвижно, но в любой момент готовые броситься и защищать то, что охраняли.
Запахи вели внутрь, в проем, дышавший человеческим теплом. Он вошел, и опешил: меха и шкуры, наваленные друг на друга, а на них - мужчины и женщины, чьи лоснящиеся тела сплелись в порыве страсти; на взмокших лицах сплошное блаженство. Женщины ласкали себя и мужчин, покачиваясь на них, как на волнах неспокойного моря. В самом центре, закрыв глаза, лежала девушка по имени Рисс. Густые черные локоны скрывали часть лица. Чудовищная сила дремала вместе с ней, пока мелодия эйфоричных стонов услаждала слух. С крохотной жаровни, что парила в невесомости, плыл дым и сизые струйки тянулись к тонкому, аккуратному носу. Выразительные губы еле заметно растягивались от наслаждения. Из меха проглядывали изящные изгибы обнаженного тела, ее грудь - большая и с маленькими сосками, - мерно вздымалась. На секунду Цой даже задумался над тем, как бы споткнуться так, чтобы нырнуть в них лицом.