Чувствую гормоны, регулирующие половое поведение.
Безуспешные попытки прогнать Мать из головы, вынудили признаться: Рисс - живое воплощение богинь, изображенных на картах дамок, и окажись здесь Пинг, тотчас сменил бы объект вожделения.
Девушка приоткрыла глаза и смотрела на него уже какое-то время, пока чужак, не стесняясь, наслаждался прелестями ее тела - и узнала в нем подобного себе - нелюдя. Когда случился зрительный контакт, Рисс только прищурилась и, не поднимаясь, заскользила по чужаку изучающим взглядом и остановилась, увидев на руке черную метку нечистоты. Воздух почернел и задрожал, и руку искателя вновь выворачивало той самой невидимой силой. Цой узнал ее; она швырнула его в Каторге. Все прекратилось так же быстро, как и началось. Мать объяснила.
Рисс приподнялась на локте, а затем села, странным образом скрестив ноги. Поза показалась чужаку жутко неудобной. Черноволосая сидела неподвижно и не сводила с него взгляда, когда из мехов поднялись две крохотные фигурки в виде неведомых зверушек и послушно опустились в ее руки. Следом подплыла и тлеющая дымком жаровня.
- Что делаешь?
Рисс не ответила, только улыбнулась хищно, и плечи чужака отяжелели; что-то тянуло вниз, колени подогнулись, и он сел прямо перед ней.
Ты не очень восприимчив. Мне сложно. Это поможет.
Девушка пугающим движением свернула голову первой фигурке и из нее побежали крохотные серебряные капли. Поймав их кончиками пальцев, она силой мысли наклонила к себе искателя и подула, послав крупицы прямо в глаза чужаку. Легкий ветерок слетел с ее губ, и покалывание в глазах, после которого он будто прозрел: видел зорко и ярко, как никогда прежде - как будто кто-то включил свет. Рисс свернула вторую фигурку и послала ее к жаровне. Посыпалось тонкое крошево; дым закоптил с новыми силами и белыми змейками полз к искателю.
- Вдыхай, - сладко прошипела Риссенкисеки-кеп-пат-та-Нибат; ее мягкий голос резонировал с движением губ.
Сонно кивая, Цой сам не понял, как поддался порыву, и дым продрал горло, и отяжелели легкие. Движения замедлились. Он будто погружался в воду не знавшего краев океана и растворялся в ней. Посчитал, что угодил в какие-то неведомые сети, ловушку, но бестолковые мысли и подозрения быстро растворились в сознании, наполненном неизвестным.
- Вдыхай, - эхо вторило отовсюду и издалека, из места, которого не мог видеть.
Он вдохнул сильнее, и выдохнуть не смог: дым не желал покидать тело.
И взгляд Рисс изменился. Больше не излучал игривого интереса, стал вытесняющим настолько, что искатель всем естеством захотел покинуть место, уйти куда угодно, хоть провалиться под землю, и тот ощутил сильный толчок; чужака будто выбили из тела, и он перестал ощущать себя в пространстве; пересек грань физической оболочки, а следом и разума.
- Что со мной? Тела не чувствую.
У тебя его нет.
Тьма разрасталась, становилась сильнее, нависая черной тучей. Воцарилась тишина, и мысли стали чистыми, как утренняя роса. Бренность его не заботила больше.
- Что это? - спросил он; даже с пыльцой не испытывал ничего подобного.
Легко и изящно - как близорукий вдевает нить в иглу, - Мать насылала абстракции образов, благодаря которым человек тоньше ощущал и понимал ее. Цой незримо ощутил границу края, пересечь которую отчаянно желало все его естество; он испытал сильное желание избавиться от черты, а когда удалось - все происходящее осозналось максимально четко и явно, обострилась чувствительность. Мать будто бархатной кистью касалась струн его понимания, смахивая все ненужное, точно пыль. Состояние полного покоя, в котором Обелиск общался с человеком на равных, так, словно говорил сам с собой. Коптук - сгустки червей, которым искатель не успел придумать названия, - ловят и питаются насекомыми, многие из которых ядовиты. Языки впитывают и перерабатывают токсин, а бледнолицые высушивают их и измельчают, если хотят получить баундот - то самое крошево, что Рисс щедро отсыпала в жаровню, - помогающее лучше понимать Мать.