Бегун бежал без оглядки, не желая видеть и знать ужасы, творившиеся за спиной. Кошмарных звуков и болезненного рева было достаточно и всякий раз, когда они утихали, ноги несли его все быстрее. Бледнолицый оставлял позади тоннель за тоннелем, обрыв за обрывом и спешил к Ядру. Тьма вспорола воздух рокотом, лишенным рассудка и алчущим одного: брать жизнь, черпать ее без остатка. Грохот и рев, от которых дрожал воздух, подгоняли бледнолицего, и с каждым разом их звуки становились ближе; кишки выворачивало от страха.
Нечистота быстро приспосабливалась: на ходу вырос длинный хвост, помогающий сохранять равновесие, тело приняло обтекаемую форму и за несколько махов нагнало очередного беса, поглотив хвост и заднюю часть. Бес не сдавался: в предсмертной агонии отчаянно скреб передними лапами, пытаясь удрать, но и их постигла та же участь.
Киануанеу-кеп-пат-та-Кибат бежал так быстро, что перемахнул через провал, как по невидимому мосту и, не оглядываясь, мчался дальше. Два оставшихся беса огрызались и скалились, один боднул другого и тот, ударившись о стены тоннеля, не смог перепрыгнуть обрыв, шаркал лапами, тормозил, но пропасть утащила на дно. Тьма перескочила клиф, а языки нырнули за падающим бесом, впились и вытянули обратно. Поглощали, волоча за собой по тоннелям ослабевшую тушу.
Рев оставшегося беса звучал совсем близко. Бледнолицый спиной ощущал смрад горячего дыхания, когда тоннель вывел к куполу Ядра. Не останавливаясь, скинул бурдюк, и ноги его оторвались от земли - Рисс подняла бегуна в воздух и перенесла к себе, в один из тоннелей под сводом. Бледнолицый уперся ладонями в колени, силясь отдышаться и перевести дух после самого длинного забега в его жизни, а потом и вовсе плюхнулся на землю.
Обманутый бес внизу дербанил бурдюк с мочой. Тьма вырвалась из тоннеля и черной тучей налетела на свирепого хищника. Он взревел, пытаясь бороться, но с каждой секундой от него оставалось все меньше. Эхо предсмертного крика укатило далеко, отскакивая от стен тоннелей. Мощные лапы проваливались и исчезали в сгустке гнили, закипавшей яростью. Ш'Айаб ударил рогами, но их будто спилило, вгрызся, сомкнув челюсти, и морда растворилась в нечистоте - изумрудные глазки погрязли в черной жиже и исчезли навсегда.
Сотни огоньков жизненной энергии горели в зевах тоннелей, и Тьма чувствовала каждый из них. Задрожала и языки выросли из бугристого тела и стрелами устремились к ним, желая осквернить все до единого, но Рисс не позволила. Зажмурилась, собрав всю свою ментальную энергию, и создала мысленный щит - купол с единственной брешью - проемом. Языки разбились о невидимый барьер так, будто сама реальность восстала против безумной природы нечистоты. Заключенная в барьер Тьма уловила жар проема, его энергию и, позабыв о крохотных огоньках, бешенной гончей устремилась внутрь, где и нашла тысячи нитей сиявших гирлянд, сплетенных спиралью, и нарыв - сочился светом так ярко, что мог лишить зрячего глаз. Нарыв призывал отведать ни с чем несравнимую Пищу, и алчущая Тьма бездумно кинулась за ней в самое пекло. Истощалась и таяла, оболочка уменьшалась, испуская черную дымку - жар расщеплял, но нечистота упрямо подбиралась ближе. Волоски иссыхали, их вновь и вновь обволакивало жижей, пока они не дотянулись и не обвили спираль черными языками. Лапы нечистоты прикипали к раскаленной поверхности, шипящие ленты гнили тянулись за ней подобно расплавленной резине.
Бледнолицые, не покидая тоннелей, с тревогой слушали, как из проема доносились нечеловеческие вопли и безумные крики, полные нестерпимой боли и жажды. Тени нечистоты, мелькавшие в проеме, то усиливались, то слабели, а потом все стихло, разломы света погасли, и под куполом воцарилась пробирающая до дрожи тишина.
***
- И что ви об этом думаете? - спросила Анна, сидя в удобном кресле напротив директора.
Валерий сложил руки на животе, обдумывая ответ.
Как правило, подобные процедуры проходили в реабилитационной комнате с релаксирующей подсветкой, а пациент изливал душу, лежа на удобной софе, но директор был не из тех, кто мог позволить себе расслабиться и отвлечься от текущих проблем. Особенно когда до завершения сборки бронетранспортера оставались считанные часы. Он то и дело поглядывал на таймер, и с каждой секундой скрывать волнение давалось все сложнее. Кресло без привычной высокой спинки делало его менее защищенным и угрожающим.
- Думаю, он знает, что делает, - наконец ответил Валерий. - Как и мы. Только он - там, а мы - здесь, и ему виднее. Боишься, что не вернется? - голос выдал его, последний вопрос задал с куда большим волнением.
- Как и ви, судя по всему.