Пустые потолки в Колыбели возвышались достаточно, чтобы мы обошли башню по кругу два раза, прежде чем попасть на второй этаж.
Мимо нас, за стеной, прогрохотал лифт, крутя канаты, и замер на первом этаже. Мы остановились, но шепота больше не услышали.
И Колыбель затихла — я совершенно неожиданно это заметила. Она замолчала — совсем. Никаких больше вздохов не проносилось по воздуху призрачным ветром, ни плача, ни крика.
Только наше надсадное дыхание и шорохи шагов.
Но Гаррет шел впереди, и мне показалось неудобным заговаривать об этом сейчас. Возможно, в кабинете Петтихью.
Мысли об этом показались мне сладостными. Внутри псевдоразумной, темной, кишащей кошмарами лечебницы, фамилия давно погибшего доктора отозвалась в голове музыкой. Она была знакомой, так же, как и фамилия его пациента, она была из другого мира — теплого, светлого, не пугающего.
Мне вдруг показалось, что мы находимся в Колыбели целую вечность.
И честно признаться, за всеми резкими перепадами настроения я перестала верить, что мы выберемся.
Мы просто будем ходить туда-сюда, преследуя то одну, то другую цель, пока в конце концов не сядем отдохнуть, да так и останемся. Доверять таким мыслям было глупо, ведь я помнила, что несколько минут назад была уверена в своих силах — насколько уверена в них обычно, — а до этого мой разум поглотило какое-то странное видение, а еще прежде — истерика.
Лестница закончилась Гарретовой спиной и его недовольным возгласом, когда я в нее уткнулась, не успев вовремя остановиться.
Коридор, освещенный холодным электрическим светом, был пуст и тих, и я смотрела на него, не веря своим глазам.
— Стой здесь, — тихо попросил Гаррет, и я кивнула.
Отмычки легко взломали замок обычной металлической двери, и она легко поддалась под мягким нажимом ладони. Ни шепота, ни протяжного скрипа. Видимо, здесь и сейчас петли смазывали. Когда и где — уже другой вопрос.
И почему здесь и сейчас мы сможем найти нужные документы? Ведь мы… где? И мы когда?
Гаррет махнул мне рукой, и я юркнула внутрь.
— Добро пожаловать, — пробормотал он, закрывая дверь.
— Гаррет… мне кажется, мы делаем глупости.
Кабинет Петтихью, самый обычный и вовсе не успокаивающий, как бы мне того хотелось, безмолвствовал под ярким светом дорогой люстры.
— Это ты о чем? — нахмурился он, ковыряясь с защелкой на двери.
— Мы… я не уверена, что мы в Башне Персонала, но я точно уверена в том, что в прошлое невозможно попасть. Никогда, какие бы усилия ты не прилагал, это невозможно. Мне кажется, с нами произошло что-то нехорошее.
Гаррет выпрямился, и на его лице мелькнуло раздражение.
— С нами и так произошло нехорошее — мы сюда забрались! Тебе этого недостаточно? Но забрались мы сюда как раз тем, за чем пришли именно в этот кабинет… Лучше ищи бумаги, пока я запираю дверь!
— Так ведь вот ключ… — На столе, заваленном бумагами, действительно лежал ключ. — Как будто бы от двери…
Гаррет пригляделся, а потом вырвал ключ из моих рук. Видимо, что-то в моих словах его разозлило, но что — я не понимала. Он так упорно держался за версию о прошлом и слышать ничего не желал. Хотя ведь сам сталкивался с иллюзиями — и сам их разгадал.
Я села на стул и принялась лихорадочно перебирать бумаги, вчитываясь в слова.
В одном Гаррет прав — нужно поскорее найти историю болезни Изена и уходить отсюда. Если это еще возможно.
Рецепты на травы, инструкции о применении тепловой терапии, записи о сделанной лоботомии, личные письма — их, я, поколебавшись, засунула в сумку. Выписки из осмотров, истории болезни, датированные семидесятилетней давностью и старые уже в этом невозможном прошлом.
Гаррет присоединился ко мне, и дело пошло быстрее.
Но на столе и в ящиках ничего не было.
— Гаррет, взломай сейф, — вздохнула я. — А я книжные полки просмотрю.
Трактаты о медицине, снова записи о лоботомии, травники, чьи-то опубликованные дневники — все было не то.
За спиной лязгнул сейф, и я обернулась.
— Ну?
На полке лежала стопка тонких бумажных папок. Гаррет вытащил их наружу, перебрал пару и радостно воскликнул:
— Вот! Триктерова рожа, неужели нашлась!
Я выдохнула от облегчения — слишком шумно, но камень сорвался с сердца — нашлось. Если мы только действительно сейчас существуем здесь, где угодно, когда, — совершенно без разницы. Если мы нашли информацию, как помочь Артемусу, не имели никакого значения другие детали. Гаррет улыбался, глядя на меня, и я вдруг поразилась, что он так умеет. Всегда раньше был только насмешливый оскал или что-то сочувственное, но и то с долей ехидства.