— Тогда почему я сражаюсь в этой нетипичной битве против восьми порций обеда?
— Не прекращай, Чисато! Прекратишь, и нам будет нечего есть!
— Ты прав, — сказала она, вернувшись к работе.
Готовка заняла в несколько раз больше времени, нежели обычно. Если кто-то потом пожалуется, что было невкусно, она надерёт им задницу, но сомнительно, что кто-либо из тех голодных ртов такое скажет.
Они уплетут всё неутешительно быстро.
— Ну реально…
Готовка обеда для всех в одиночку натолкнула её на мысль.
— Я что, всеобщая мамочка?
— Угу, кроме одного. Я буду папочкой.
Изумо сказал это так естественно, что её сердце ёкнуло.
Она стояла к нему спиной, поэтому он не заметил.
— Эм…
Нужно сменить тему. Может о том, кому быть в школьном совете в следующем году, или о сегодняшнем вечере.
Э-э, э-эм…
— Эй, Каку, эти сэндвичи долго делать, так может, хотя бы приготовишь мясо и хлеб?
Как только она это сказала, Изумо начал перекривлять её отца.
— Вот это да, мама! У нас сегодня твои особые сэндвичи?! Папа теперь чрезмерно мотивирован! …Как тебе, Чисато?!
Полная чрезмерной мотивацией и сама, Казами швырнула в него ножом.
— Это святой день, так что замолчи!
— Святой день, да? — проговорила Синдзё на платформе станции.
Она находилась на западном краю первой платформы станции Митака. За спиной девушки, стоящей одной в защитной форме, установили стол и стулья для отдыха.
Саяма покинул станцию, чтобы согласовать планы на эту ночь.
Она осталась сама, и ушло всего пару минут, чтобы установить стол.
— Надо было взять книгу или ещё что…
Не зная, чем себя занять, она выглянула за пределы станции.
Синдзё ощущала там приближение битвы.
Она даже видела истребители со сложенными крыльями на основной дороге по центру всех больших зелёных военных машин.
Среди всего виднелись люди в голубой, белой и чёрной защитной форме, как и…
— Подготовка к Рождеству….
Всё внутри Концептуального Пространства в случае уничтожения повысит процент разрушения, повлияв на версию зоны снаружи, поэтому им не позволялось убирать или повреждать строения, если только того не требовал бой.
Как раз когда она прибыла и переоделась в защитную форму, молодой член американского UCAT проводил дисциплинарный суд в отношении преступления о порче имущества. Обвинение было простым и было связано с закусочной жареной курицы перед станцией.
...Полковник Отаки оттуда был одет в костюм Санты, но его раздели.
Дисциплинарный суд применял Законы Хаммурапи, используя мажоритарную систему, поэтому обвиняемый ныне стоял голым перед закусочной. Они его пожалели и оставили носки, но для Синдзё это выглядело даже более дико.
И в то же время…
…Саяма-кун снова сделал кое-что нехорошее.
Это случилось как раз, когда выносили приговор.
Он бессмысленно заявил «Понятно», после чего присел перед ней.
— Ну а теперь.
Он дотронулся до нижней части живота её защитной формы.
— …Э?
Не успела Синдзё отреагировать, как парень сделал следующий шаг.
Он снял передний фиксатор на белой части, защищающей её между ног.
С кратким металлическим звуком гибкая белая броня, обычно крепившаяся к левым и правым бедренным частям, сползла от собственного веса.
— Э? Э?
Синдзё беспомощно наблюдала, как белый материал словно затянуло ей между ног под действием креплений со стороны зада. Он двинулся как маятник, и её руки не успели подхватить.
…Э? А, стой!
Когда она вспомнила, что носила там только защитные чулки, то сразу пришла в чувство.
—————!
Девушка покраснела и быстро закрыла глаза.
Поместить руки между ног оказалось одновременно хорошим и плохим ходом.
Синдзё сумела прикрыться, но подвижную белую броню было тяжело схватить, так как та болталась от её зада как ленточка и (что более важно), она не могла пнуть идиота перед собой.
Раз уж зашла речь о нём…
— Итак, Синдзё-кун! Ты меня накажешь?!
После некоторых раздумий она осознала, что может держать колени вместе для летящего удара. Это добавило в её репертуар новый приём.
К счастью, всё сочли это «обычным», и не обратили особого внимания.
Она хотела посетовать, что они не только не помогли, но и ничего не сказали Саяме, но привлечь столько внимания было бы стыдно.
…Так у нас обычно и идут дела, да?
Глубина её вздохов просто не уменьшалась.
И всё же, всё вокруг неё шевелилось, и проходило время.
Она слышала движение машин по дороге и пролёты воздушной техники над головой.
Судя по часам перед станцией, было почти два часа дня.
До начала наступления оставалось семь часов.
…Как раз тогда мы всё разрешим.
Синдзё начала что-то говорить на эту тему, но…
— …
Обнаружила, что ничего не может сказать.
Все делали то, что нужно, и оставляли за собой огромное удовлетворение.
Но…
…Чего-то всё равно недостаёт.
Но чего она точно не знала. Вроде бы всего хватало, поэтому она гадала, не слишком ли много хочет.
— В последнее время и правда случилось много хороших вещей.
Я и вправду разбаловалась, — пожаловалась Синдзё с горькой улыбкой.
…Кто бы мог подумать, что у меня возникла такая мысль?
Ей казалось, что обстановка вокруг неё действительно изменилась.
С того момента весной не прошло даже года.
В то же время в прошлом году она и представить не могла, что это случится или что будет себя так чувствовать.
Это всё так неожиданно.
…Ох.
Её сердце наполнилось чем-то наподобие слова.
Будто она нашла что-то на дне холодной воды, но ощущала от него тепло.
— Я знаю, что это…
Это мои чувства, — подумала она.
Её эмоции зашевелились и наполнили её жаром, поэтому…
— Теперь, когда я знаю этот жар, я не хочу, чтобы они снова остыли…
Прежде Синдзё была ни холодной, ни горячей.
И указал на этот жар внутри ей тот, кто хранил в себе трескучий холод.
Он мог быть холодным, но в глубине никогда-никогда не замерзал. Течение не останавливалось, не высыхало или исчезало, и казалось, оставь его в одиночестве, оно прольётся до нижайших глубин.
Они зашли так далеко вместе.
— …Я сделала ужасную ошибку?
Пробормотав эти слова, Синдзё услышала звук.
Электронный тон, подражающий музыкальной шкатулке.
Он исходил от рождественских украшений в магазинах перед станцией. Музыка играла через определённый период времени, и, похоже, два часа дня один из таких случаев.
Из-за такого количества людей и машин вокруг она не слышала её хорошо, но звук всё же доносился сюда.
Он начался с «Jingle Bells», перешёл в песню, просящую Санту поспешить, и, наконец…
— Гимн…
Вступление расшевелило её сердце, и это чувство вырвалось голосом
— Silent night, Holy night
All’s asleep, one sole light,
Just the faithful and holy pair,
Lovely boy-child with curly hair,
Sleep in heavenly peace
Sleep in heavenly peace.
Музыка закончилась после первого куплета, но её горло дрожало, словно прося продолжения.
Да, — подумала она. — Хорошо, что у меня есть слова.
Неясное чувство в сердце нельзя точно выразить письмом или песней, но если использовать слова, чтобы вдохновить похожие чувства, она может поделиться этой неопределённостью. Поэтому…
…Я хочу ей поделиться.
— Точно.
Она не просто тот, кто чего-то достиг. Скорее всего…
…Я хочу поделиться тем, чего достигла.