Но, должно быть, она ощутила, что тишина возникла по ее вине, потому, продолжая вытирать Баку, девушка ее нарушила.
— Э-эм, Саяма-кун? Ты для меня очень, очень важен. Я серьёзно.
— Насколько важен?
— Больше, чем Ооширо-сан.
— По мне так это совсем не важность…
— Э, тогда, если прямо… Ты второй, после родителей, которых я никогда не знала.
— Вот как. Спасибо.
— Ах, нет. Не благодари, — Синдзё держала голову опущенной, но остановила движение полотенца. — Но, э, Саяма-кун?
— Слушаю.
Она прикусила губу, ее лицо покраснело, и она отвела взгляд.
— Я бы не хотела, чтобы ты доверял мне слишком сильно…
Саяма не спросил почему.
Синдзё оставалась молчаливой, ожидая его вопроса, но затем покачала головой.
По ее трепету Саяма понял, что она решилась.
— Помнишь, о чем я сегодня спросила Касиму-сана? — наконец спросила она. — Я спросила его, лежит ли причина, что он не может думать о себе как о человеке из 2-го Гира в том, что он кому-то лжет. Я будто бы задавала этот вопрос себе, — она перевела дух. — Я обманываю тебя, Саяма-кун.
На юг сквозь ночную Окутаму двигались Изумо и Казами.
Они ехали на старом черном мотоцикле «Кавасаки», рассекая ветер на своем пути в Акигаву.
Изумо сидел прямо, спокойно управляя мотоциклом, а Казами свободно цеплялась к его спине. Ни один из них не одел шлем. Их шлемы тряслись, повиснув рядом друг с другом, сбоку. Вместо этого они носили кое-что другое.
— Защитные философские камни.
Казами неожиданно глянула вниз на браслет, одетый как раз на левую руку. К нему крепился небольшой синий камушек.
— Эти философские камни прочнее шлема, но ты уверен, что мы не смешиваем работу с личной жизнью?
— Директор Цукуёми раздала их всем, так что не вижу в этом ничего плохого. И мы и вправду иногда попадаем в заварушки.
— Эти предназначались для того, чтобы мы молчали о случившемся, но интересно, как поведет себя Саяма. Не в его стиле прощать кого-то просто потому, что они ему что-то дали.
— Нет, не в его, — согласился Изумо. — Впереди поворот налево.
Это был узкий угол. Казами глянула мимо широкой спины Изумо во тьму ночи впереди.
А, это угол, на котором мы всегда затормаживаем, — подумала она, наклонив тело, когда ее короткие волосы всколыхнулись вправо.
Девушка прильнула к его спине, прислушиваясь к горному ручью слева.
— Ты отвезешь меня домой?
— Конечно. Кажись, твой отец во мне души не чает.
— Две недели назад моя мама была поражена, когда вы вдвоем наелись и напились как чокнутые.
— Он бросил мне вызов, потому я не мог просто отступить. То же самое было и два года назад.
— В тот раз он пытался устранить мужчину, что, по его мнению, похитил его дочь. Он неплохо справился для организатора мероприятий.
— Ага, это закончилось совместным нокаутом, благодаря самоубийственному двойному нельсону с балкона второго этажа. Ха-ха-ха. Твой папаша — единственный обычный человек, которому удавалось меня ранить.
— Мама записала это на видео и по-прежнему нам показывает. Она добавила кантонскую песню.
— О? — ответил он, выравнивая мотоцикл.
Ветер задул ему в спину, и Казами вздохнула ему вслед.
— Мой папа видит в тебе хорошего собутыльника…
— Он, вроде, во время своих мероприятий немало пьет?
— Мне кажется, ты ему нравишься, потому что он может так пить вне своей работы.
— Так вот в чем дело? Если подумать, то мы всегда, когда пьем, разговариваем о тебе.
— Стоп. Тебя обычно нехило развозит, так что же именно ты рассказываешь? Признавайся.
— Да что там, мы расхваливаем тебя как замечательного человека, котор… ай-ай-ай! Не по хребту!
— Заткнись. Слышала я чуток ваших разговоров. Вы разговариваете о том, как долго я принимала ванну с родителями и прочее в том же духе.
— Да уж, это продолжалось до второго года средней школы, ведь так? Твой батя говорил, что ему там без тебя одиноко, так как насчет того, чтобы сделать для него фото? По идее в такой час никого не должно быть в женской бане Подсолнуха, потому… Арх! Стой, перестань! Ты собираешься превратить это в испытание философских камней, Чисато?!
Вздохнув, Казами расслабила хватку на его горле.
Она какое-то время сидела молча, глядя ему через плечо.
Впереди, она увидела ночное небо и уличные фонари, прорезающие его тут и там.
Вокруг их окутывала лесная темень, а снизу раздавался шум ручья.
Казами опустила руки с шеи Изумо и переместила их ему на грудь.
— Как думаешь, что бы случилось, сразись мы тогда в столовой? — спросила она.
— Мы бы проиграли.
— Тоже так думаешь?
— Ты видела Саяму, да? Он не стал ничего делать сам, но и не стал нас останавливать. Если лидер Пути Левиафана поступает так, он говорит нам сражаться, — сказал Изумо. — Кажись, я знаю, о чем он думает. Он думает, что нам не помешает какой-нибудь разлад, если мы собираемся достичь чего-то там, где все уже удовлетворены.
— И Синдзё не остановила его, несмотря на то, что обычно это делает. Надеюсь, с ней все хорошо. Она сказала, что пойдёт с Саямой после, но, по-моему, ее что-то беспокоит.
— Синдзё, хм? Честно говоря, в ней есть что-то, чего я совсем не понимаю.
— Не люблю говорить о людях за их спиной, но я тебя понимаю. Оба, Садаме и Сецу, будто все время нас избегают. Может это из-за того, что они вечно липнут к Саяме.
— В этом должна быть причина, и Саяма должен сам приблизиться к этой причине.
— Ты будто знаешь, о чем говоришь.
— А я и знаю, — сказал Изумо, кивая. — Два года назад, когда ты меня приютила, я хотел разговаривать только с тобой. Мне кажется, всегда был только один человек, который по-настоящему тебя понимает.
— Э? — промолвила Казами, но не получила никакого ответа своему возгласу.
Девушка заволновалась.
Она хотела выдать что-то о понимании его, но не смогла подобрать слов.
Вместо этого Казами свободно обняла сзади его грудь.
Она услышала, как он заговорил в ответ:
— В общем, поехали домой. Завтра — вот когда все начнется. В конце концов, мы не получили вопрос и ответ Яматы от Касимы сегодня, — проговорил он. — Мы повернем сейчас направо, чтобы пересечь гору.
Мотоцикл наклонился, и ветер переменился. Ветер, что собирался у подножья горы, обернулся ветром, ниспадающим с неба.
Казами нахмурилась от неожиданного ощущения в воздухе.
— Мы ничего не узнали, и вот теперь начинается дождь.
Саяма ответил Синдзё вопросом:
— И в чем же твоя ложь?
— Я должна тебе рассказать?
Ее лицо и тон наполнились оттенком страха.
Она, похоже, просила ее не торопить, поэтому Саяма проглотил свои слова.
И, наконец…
…Эти слова подойдут лучше?
— Какого рода эта ложь? — спросил он вместо этого.
Плечи Синдзё расслабились, и она будто задумалась, что ответить.
— Ну, это сложно сказать, но эта ложь позволяет мне быть с тобой.
И…
— Без этой лжи все бы смотрели на меня странно и относились ко мне, как к сокровищу. Так это всегда было с теми, кто знает о моей лжи. Потому…
— Потому тебе кажется, что я поведу себя так же?
Синдзё кивнула.
— Сецу… такой же, — сказала она.
— Ясно, — ответил он, кивнув.
…Так они действительно лгут.
Это нечто, с чем ему придется столкнуться.
Осознание этого факта вызвало у него вздох облегчения.
…Но какого рода эта ложь?
Задумавшись над этим, Саяма неожиданно кое-что припомнил.
— Ах да.
— Э?
Он лишь недавно обнаружил догадку, насчет лжи Синдзё.
Это отличная возможность, — подумал он. — У меня будет возможность разрешить все, касаемо «лжи» Синдзё.
— Синдзё-кун. Я бы хотел кое-что проверить. Ты не против?