— Смотрю, твои проекты как обычно полны странностей. Должно быть, это непросто.
— Твой тренировочный лагерь тоже будет непростым, да? Дети и взрослые одинаковы, в конечном счете.
Слово «дети» вызвало на губах Казами улыбку.
…Так ко мне относятся только дома.
— Ну, я постараюсь. И прости, что не смогу вернуться завтра.
Казами задавалась вопросом, не это ли тот случай, когда ребёнок не понимает, как сильно переживают его родители. Затем подумала, не значит ли её вопрос, что она на самом деле понимает, но в тоже время ощутила, что это просто отговорка.
Как бы там ни было, у неё была причина для ухода завтрашним утром.
Девушка собиралась с Саямой и остальными посетить дом Хибы.
В Библиотеке Кинугасы, Хиба спросил, готовы ли они столкнуться с первой скверной, и они нашли свой ответ.
…Нам ничего не остаётся, кроме как что-то сделать.
И Казами сказала, что хочет услышать мнения Саямы и Синдзё.
Но послезавтра отбытие в тренировочный лагерь, поэтому они решили встретиться следующим утром. Она связалась с Саямой после его возвращения с Канда, и он согласился.
Мне нужно завтра утром рано встать, — подумала девушка, пакуя вещи. Она оставила в сумке пустое пространство, но тому была простая причина.
— Какой сувенир вы хотите? — спросила Казами.
Её мама задумалась с пальцем на подбородке.
— Хм. Твоего благополучного возвращения будет достаточно. И у меня уже накопилось множество сувениров от деловых поездок твоего отца. Мне точно не нужен ещё один гигантский человекоподобный мечехвост, как тот, что свисает с потолка на втором этаже. Я пришлепну тебя, если принесёшь мне такое.
— Э-э, мам? Я не стану покупать подобную глупость.
— Верно, мама. И то вовсе не сувенир. Это костюм, который я носил для эксклюзивного Кансайского токусацу сериала: «Сокацу — Зачистка Уберменша»
— Там была шикарная музыкальная тема. Молния ~сверкает~от~электрического стула~! Так оно было? Я знаю, что поздновато заглядывать в тайны моих родителей, но откуда он у нас взялся?
— Ну, — сказал её отец, скрестив руки на груди. — После завершения съёмок я сидел рядом с фонтаном и почувствовал дикое обезвоживание, потому свалился прямо в фонтан. Все смотрели и смеялись над «плавучим мечехвостом», но я едва не умер. Я забрал его домой, чтобы просушить, но шоу отменили, и я так его и не вернул.
— Ещё одно отмененное шоу? О чём оно было?
— Замечательный вопрос. Для адаптации под нетерпеливых современных детей уже через семь секунд после начала шоу Сокацу стрелял Специальным Арестантским Лучом и начинал выбивать признания под пытками. Оставшиеся 25 минут тратились на подтверждение злодеяний своего противника. Он восклицал: «найдите доказательства!». Но реальность сурова, поэтому иногда выяснялось, что зачистка оказывалась ошибочной.
— Нельзя такое делать в детском шоу!
— Не волнуйся. Он выдавал жизнеутверждающее извинение в конце каждой серии. «Привет, народ! С вами Сокацу! Похоже, я сегодня убил невиновного! Я действительно об этом сожалею!» Мне кажется, оно не прижилось среди детишек, потому мир был для них чересчур комплексным.
— Я уверена, что не только у детей была проблема с этим шоу.
…Мне нужно перестать задавать подобные вопросы. Посмотрим… Мне нужны туалетные принадлежности, и мы будем купаться в море, так что нужно взять в два раза больше нижнего белья. Остаётся только…
— Чисато? Твой отец, может, немножко сумасшедший, но ты должна его слушать. Опасно давать ему говорить самим с собой.
— Э-эм, мам? А ты не можешь его послушать?
— Чисато, я разговариваю с тобой, а не с твоей матерью. Даже если я говорю о совершенно бессмысленных вещах!
— Кья! Твой отец всегда очень строг в самых бессмысленных вещах!
На смех своих родителей Казами вздохнула. Ей напомнили, что она никогда с ними не сравнится.
Но затем её мать задала новый вопрос.
— Ты сказала, этот школьный тренировочный лагерь на покинутом острове Внутреннего Моря, да? С остальными всё будет в порядке?
— Я была бы признательна, если бы ты волновалась и обо мне.
— Ты не пропадешь. На недельке заходили проповедники религии большого самопожертвования, и я попросила их помолиться за мою дочку, вместо меня.
— Прошу, не делай этого, мама!
— Чисато, у меня есть для тебя замечательная цитата: один за всех и… я забыл, что дальше.
Голова Казами опала. Она попыталась засунуть её в открытый рюкзак перед собой, но внутри не оказалось подходящего Концептуального Пространства, чтобы удачно скрыться.
— Чисато? Почему ты там закрываешься? Я не припоминаю, чтобы учил тебя такой игре.
— Тебе и не нужно меня учить. Это результат местной окружающей среды.
— Ясно, — её мама кивнула. — Кстати, ты будешь уезжать с острова?
— Нет. А что, надо?
— Твоя мама хороший человек, поэтому она немного переживает о Кансае.
— Прекрати, — сказала её мать, взглянув на отца и вздохнув. В кои-то веки, она выглядела обеспокоено. — Несомненно, ты слышала о Большом Кансайском Землетрясении.
— Это случилось, когда ты была ещё ребёнком, Чисато. Через год, мы вместе провели благотворительный концерт.
— Папа, ты, может, и пытаешься мне помочь, но помолчи. — Её мать снова вздохнула, и повернулась к Казами, расслабив лицо. — Тогда, я всё ещё отказывалась петь, потому что сосредоточилась на себе. Глупо, правда? Есть люди, которые хотят услышать моё пение, несмотря на мои заморочки.
Казами замерла, услышав это внезапное заявление.
Девушка осознала, что поза, в которой она паковала вещи, не подходила для слушателя, поэтому быстро выпрямилась.
Она терялась в словах, но хотела сказать что-то, подходящее ей, как дочери.
— Ты об этом жалеешь?
Я чувствую себя так, будто копаюсь в её прошлом, — подумала Казами, но её мама с улыбкой покачала головой.
— В определенной степени — да, но ещё я чувствую, что не должна петь, обманывая себя. По сути, проблема в зацикленности на своих проблемах. Пока они остаются, как пение, так и не пение ведёт к сожалению. …Прости, что я такая эгоистка, папа.
— Но, судя по всему, твоя мать примет участие в мероприятии в конце года, Чисато.
Казами повернулась к пожавшей плечами матери.
— Интересно, что случится с моим самообманом. Ладно, возвращаемся к тебе. И поторопись со сборами, Чисато.
— Верно.
Казами подняла голову и задумалась. Сумев вырваться от предыдущего настроения, она гадала, можно ли как-то добыть от родителей нужную информацию.
Спрашивать о Внутреннем Японском Море, скорее всего, нежелательно. Это вызовет неприятные воспоминания.
— Кстати говоря…
Размышляя о прошлом и о Средиземноморье, Казами вспомнила о Теории Взаимодействия Мира и Божественных Штатов.
— Вы когда-нибудь были в Греции?
Её родители переглянулись.
— А ты хочешь туда съездить? У меня есть будущий проект под названием «36-я Гробница Олимпа», так что –гвох!
— Прости. Моя рука соскользнула, и я уронила на тебя будильник.
— Не делай этого, Чисато. Только мне разрешается бить твоего отца.
— Ладно, ладно. Но, исходя из этого, могу предположить, что ты там был. Ты знаком с местной мифологией?
— Опять мифология? В наши дни её изучают на уроках мировой истории?
— Верно, — сказала она, кивая.
Её отец сложил руки на груди и восхищённо хмыкнул. Её мать удивленно наклонила голову, но ничего не спросила.
— Что об их мифологии ты хочешь узнать? — спросил её отец.
Вопрос отца Казами вызвал у неё облегчение, и она расслабила плечи.